В людских и лесных дебрях

Этот «тарантуловый день» произвёл на меня неизгладимое впечатление. Долго ещё ворочался я с боку на бок на своем толстом войлоке и думал, что будет не очень приятно, если из-под моей подстилки вылезет из какой-нибудь норы чёрный косматый тарантул и кольнет меня в ногу. Скверные дела! Не понравились мне эти злобные и отвратительные степные разбойники! Я мирился только с теми, из которых сделал в моей стеклянной банке «тарантуловое вино», очевидно не для какой-то красивой дамы или бандитского двора, а для зоологической коллекции.

Гак услышал, что я не сплю и спросил сонным голосом:

— Не спите?

— Не могу! — ответил я. — Боюсь пауков.

Он громко зевнул и успокоил:

— Не бойтесь, так как на кошму (войлок) из овечьей шерсти ни один тарантул не осмелится вползти. Это уже проверено миллионы раз.

И тут же Гак захрапел, как дикий конь.

VIII. История о могилах и надгробиях

Долго ещё, пожалуй, около двух месяцев, мы пересекали Чулымо-Минусинские степи в разных направлениях. Мы посещали и исследовали озёра с кухонной солью, такие как Форпост и Чёрное, где были древние производства для выпаривания соли из воды, озёра с содой, как Гусиное в Салетжане, глауберовой солью, сравнимое с Шира и целый ряд других. Мы посещали месторождения медной руды на руднике Джулия, где работали англичане, а также железной и марганцевой руды, и двигались всё дальше на юг, в сторону Минусинского округа или восточного отрога Большого Алтая. По мере того, как мы углублялись в Чулымские степи, придерживаясь левого берега Енисея, мы встречали все чаще многочисленные большие и малые дольмены. Порой попадались на нашем пути их огромные скопления — «городища» или массовые могилы древних туземцев, которых там постигла какая-то катастрофа.

Этот край, где кочуют со своими стадами татары Абаканского племени, превратился в одно историческое кладбище. Татары-огузы, уйгуры, сойоты, халхасцы, олеты, джунгары и тысячи других кочевых племён, людское множество, возникшие в широком лоне Азии, этой матери народов — все они, по различным причинам и с разными целями, тянулись через безбрежные степи и проходящий через них красный хребет Кизыл-Кая с его отрогами, которые соединялись на юго-западной стороне с Алтайскими горами. Туда шли орды Чингиса-Завоевателя, Тамерлана Хромого, грозного Гунджюра и последнего потомка Великого Монгола — Амурсан-Хана. Ещё раньше устремлялись этими путями купцы и вооруженные отряды из Вавилона, Экбатаны и воинственные авантюристы с северных склонов Памира.

После всех оставались памятники, могилы умерших и убитых, обозначенные красными монолитами дольменов. В этих исторических могилах можно было найти мечи, стрелы и топоры из бронзы и железа, медные и серебряные лошадиные удила, стремена, золотые пряжки уздечек и женские серьги, и только изредка черепа и кости их владельцев и владелиц, так как время и природа уже поглотили навсегда эти людские останки.

Среди однообразных, больших и меньших дольменов, порой, возвышается гордая, вызывающая груда, сложенная из камней, с воткнутой на самом верху плитой из песчаника. Это курганы, оставленные кровавым Чингисом — Темуджином. Он возводил их на местах битв с туземцами, над могилами своих потомков, вождей и воинов, с их помощью метил свой кровавый путь Великий Завоеватель. До сегодняшнего дня они являются дорожными указателями от Урала до… Пекина и Ташкента, являются вехами для подсчета степных пространств, не измеренных никем.

— Как далеко до кочевья Асул? — спрашивает путешественник татарина-пастуха.

Татарин задумался и ответил:

— Столько, сколько выпадет раз расстояния от малого Чингис-Кургана до Кара-Чингис-Кургана (чёрный Курган Чингиса).

Так измеряются степные дороги, и такое имеют назначение эти кровавые древние следы Великого Созидателя Монгольского государства.

Впечатлительный путешественник чувствует, что над этими могилами и океанами степной травы, носятся тени давно умерших героев мучеников, и где-то высоко на фоне бесцветного серо-голубого неба ещё не погасли зарева пожаров и не умолкли грозные голоса войны и смерти. Сдается, что каждый камень этих могил имеет свою историю или легенду, и что время ещё не стерло на нем окончательно следы пальцев смоченной кровью ладони, которая решала судьбы людского множества, завершающего через это пространство своё безграничное человеческое скитание. Может быть этой или той каменной плиты касался тот, который несколькими годами позже стал Ужасом Восточной Европы, и под этим столбом из красного песчаника сидел в задумчивости вождь, который на Большом «Курултае» (Верховный Совет, рада, сейм) увлек за собой тысячи кочевников из-под древней китайской стены и вывел прямо-таки на Днепр, кровью и огнем заливая землю и переполняя реки и ручьи слезами пленных и полонянок?!