Читаем В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки) полностью

Вощев, истомившись размышлением, лег в пыльные, проезжие травы; было жарко, дул дневной ветер и где-то кричали петухи на деревне - все предавалось безответному существованию, один Вощев отделился и молчал. Умерший, палый лист лежал рядом с головою Вощева, его принес ветер с дальнего дерева, и теперь этому листу предстояло смирение в земле. Вощев подобрал отсохший лист и спрятал его в тайное отделение мешка, где он сберегал всякие предметы несчастья и безвестности. "Ты не имел смысла жизни, - со скупостью сочувствия полагал Вощев, - лежи здесь, я узнаю, за что ты жил и погиб. Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить".

Как понять интресующее нас сочетание слов? То есть, по-видимому:

а) с сочувствием [86] ;

Однако платоновскую скупость можно воспринимать не только как 'бережливость', но и как 'стыдливость, бедность внешнего проявления' - или:

б) со ?сочувствием.

Ведь есть у Платонова и такие сочетания, как скупость счастья и скупость надежды. Вся эта серия словообразовательных неологизмов построена, очевидно, по образцу более обычного языкового выражения скупые мужские слезы (причем как правило употребляющегося с единственным числом, что есть своеобразный диминутив - скупая мужская слеза упала... или: скатилась по...). Привычный отрицательный оценочный компонент "скупости" здесь окончательно скрыт положительным: мужские слезы 'сдержанные, немногочисленные, почти незаметные'.

Но возможны и иные, более далеко идущие прочтения. Вот что получается, если наложить кванторы на некоторые части толкования:

в) со скупо сочувствием этого данного листа - как к вполне заурядному чужому горю, которому надо было бы, вообще говоря, соболезновать более явно и действенно>

или же, несколько более развернуто:

вв) сочувствием скупо хватило бы на всех страдающих в этом мире, ведь, вообще говоря, обычным является проявлять (расходовать) сочувствие широко, более щедро и нерасчетливо, совсем не задумываясь над тем, хватит ли его на всех в нем нуждающихся, или нет>

или, может быть, еще в таком варианте:

ввв) .

(В последнем случае осмысления платоновская мысль доходит, опять-таки, почти до пародирования той - изначально федоровской - идеи, от которой отправляется и которой вполне искренне сочувствует.)

Итак, здесь скупость, как мы видели, это сложный комплекс из 'бережливости и расчетливости', 'памятливости', и даже 'сдержанности и стыдливости'.

Еще пример, с более однозначным контекстом для "скупости":

...Чепурный, скупо заботясь о целости и сохранности советского Чевенгура, считал полезным и тот косвенный факт, что город расположен в ровной скудной степи, небо над Чевенгуром тоже похоже на степь - и нигде не заметно красивых природных сил, отвлекающих людей от коммунизма и от уединенного интереса друг к другу (Ч).

То есть, очевидно, снова: ?- заботе.

А вот пример употребления данного слова одновременно в двух смыслах, с двумя сдвигами значения:

По вечерам Вощев лежал с открытыми глазами и тосковал о будущем, когда все станет общеизвестным и помещенным в скупое чувство счастья (К).

Здесь скупое это, во-первых, 'обеспеченное, рассчитанное заранее' (в) и во-вторых, 'сдерживаемое, стыдливо скрываемое' (б). Дело в том, что на данный момент ни для Вощева, ни для других землекопов на котловане никакого счастья, конечно, еще нет, они только тешат себя надеждой и "живут" мыслью о том, что их деятельность, во всяком случае, его приближает, или, так сказать, "сохраняет и запасает" это счастье впрок, на будущее. В этом смысле чувство, которое испытывает Вощев, предаваясь мыслям об "обеспеченном" будущем счастье, может быть названо скупым, т.е. позволяющим использовать это рассчитанное, вычисленное, отмеренное для всякого по справедливости, отпущенное по необходимости, а не сверх меры счастье, в том числе, и лично на себя.

Сочетание слов скупость и обеспеченное счастье с аналогичным смыслом повторяется еще раз, когда колхозный активист с благоговением рассматривает

ручные подписи и печати на бумагах директив, присылаемых ему из района:

Даже слезы показывались на глазах активиста, когда он любовался четкостью ручных подписей и изображениями земных шаров на штемпелях; ведь весь земной шар, вся его мякоть скоро достанется в четкие, железные руки неужели он останется без влияния на всемирное тело земли? И со скупостью обеспеченного счастья активист гладил свою истощенную нагрузками грудь (К).

С одной стороны, этот активист надеется и верит, что ему в будущем тоже достанется какой-нибудь кусок мякоти: в этом смысле понятно, что счастье представляется ему в какой-то мере 'обеспеченным' при всей возможной 'рассчитанности' его распределения (в). Скупость этого счастья говорит о 'сдержанности, готовности, если надо, замедлить и отложить на потом момент его вкушения' (вв), которое всем платоновским героям постоянно присуще.

Итак, если напомнить только выявленные выше деформации значения слова скупость у Платонова, получим:

а) бережное отношение,

б) сдержанность, стыдливость, наприметность,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука