В мире будущего

Несмотря на то, что и этот свет производил на него болезнетворное действие, он пересилил себя и в состоянии был разглядеть распростертые на полу гробницы тела своих спутников.

На каменном ложе покоилось тело Дараайена, застывшее в той самой позе, которая сохранилась в памяти Яблонского.

Странное, непонятное выражение лица у распростертых недвижимо тел поразило молодого ученого: это не было величаво-спокойное выражение, придаваемое чертам человеческого лица смертью, да и самая мысль о смерти была далека от Яблонского. Но лица лежавших точно были скрыты под неподвижными, неодушевленными очертаниями маски, носившей лишь формы человеческого лица. Самый цвет кожи приобрел какой-то серовато-черный оттенок.

Яблонский бросился к телу своей невесты.

Нагнувшись к ее лицу, он к удивлению своему заметил, что оно было покрыто слоем пыли, совершенно скрывавшим самые черты. Эта пыль образовывала из себя нечто вроде маски. Подобные же маски прикрывали и лица Лекомба, и сэра Муррея.

Инстинктивно Яблонский поднес руку и к своему лицу: пальцы его ощутили слой чего-то похожего на штукатурку, отдиравшуюся от кожи с некоторым усилием.

Недоумение ученого достигло высшей степени.

Но долго рассуждать ему было некогда; вместе с способностью рассуждения его охватила тревога за участь той, которой принадлежала его жизнь.

Он взял руку девушки, но при самом напряженном внимании не в состоянии был уловить биения пульса.

Склонившись к ее груди, он тщетно прислушивался к трепетанию сердца.

Ужасная мысль на мгновение лишила было его способности движения: неужели он находился среди трупов?

Но нет. Почему же, в таком случае, к нему одному возвратилась бы жизнь?

Какое средство мог он испробовать, чтобы возвратить к жизни молодую девушку?

Если световые лучи произвели такое потрясающее действие на него, то, без сомнения, они так же повлияют и на всякий другой организм, подверженный действию одинаковых условий.

Яблонский потушил свой факел и направил на лицо девушки луч электрического света. Сам он испытывал при этом такое болезненное ощущение, что едва в силах был следить за результатами своего опыта.

Но тщетно ожидал он какого-либо действия: яркий белый свет освещал по-прежнему недвижимое лицо, не отражавшее на себе ни малейшего следа какого-либо ощущения.

Тогда Яблонский, направив свет лампы прямо на лицо девушки, приподнял опущенные веки и открыл зрачки.

С невыразимой радостью почувствовал он, как веки дрогнули под его пальцами и по всему ее лицу пробежало мимолетное выражение боли.

Он поспешно вышел из гробницы и направился к берегу озера.

Здесь он с удивлением увидел, что уровень воды значительно понизился, обнажив каменистый берег, представлявший теперь обрыв в несколько саженей высоты.

Наскоро умывшись, Яблонский наполнил свежей водой свою фляжку и возвратился в гробницу.

После долгих усилий он заметил наконец, что жизнь мало-помалу возвращается к девушке: теперь можно было уловить едва заметное биение сердца и начинавшееся дыхание.

Успокоившись относительно своей невесты, Яблонский принялся приводить в чувство своих товарищей.

На этот раз труды его не были так продолжительны: сэр Муррей пришел в себя тотчас, как только Яблонский направил свет на открытые зрачки его глаз.

- Уберите свет! - проговорил англичанин, силясь приподнять руку и загородить ею глаза.

Яблонский поместил лампу за изголовьем каменного катафалка, так что лучи падали на заднюю стену и потолок гробницы.

Но и это слабое освещение доставляло страдание сэру Муррею.

- Представьте себе, - говорил он, - я чувствую всем телом, по всей его поверхности, световые лучи, положительно ощущаю, как они проникают через одежду и раздражают кожу. Необъяснимое явление! Однако как долго пробыл я без чувств?

- В точности я не могу вам определить этого, но, во всяком случае, не менее шестисот часов…

- Шестисот часов!?.

Сэр Муррей, несмотря на страшную слабость, при этом известии нашел силы приподняться с земли и с выражением крайнего недоумения глядел на Яблонского.

- Да, - подтвердил тот, - я пришел в себя не более часа тому назад. Нас окружал непроглядный мрак, а так как наши лампы способны гореть в течение шестисот часов, то из этого следует, что летаргическое состояние, в котором мы находились, продолжалось долее этого срока…

- Но, может быть, лампы испортились при падении? Наконец, ваша ведь, горит?

- Моя горит потому только, что я вложил запасный элемент. Испорчена она не была. Кроме того, чем вы объясните то непонятное раздражение, которое производят на вас световые волны?

- А вы испытали нечто подобное?

- То же самое, что и вы.

- Это, как мне кажется, можно объяснить только тем, что мы слишком долго пробыли в абсолютной темноте…

- А именно сколько?

- Ну, на это невозможно дать даже приблизительно точного ответа.

Через два часа после того, как были приведены в чувство Самойлова и мистер Лекомб, путешественники сидели за завтраком на берегу озера.

Понятно, что разговор вертелся на самых животрепещущих темах: каждому хотелось по возможности точно определить время летаргии и ее причины.