В мире Достоевского. Слово живое и мертвое

И все-таки это только стихи. Пусть и прекрасные, пусть относящиеся к высшим достижениям мировой поэзии, многие из которых вошли в наше сознание еще с детства, стали частью нашей духовной жизни: «Люблю грозу в начале мая…», «Еще в полях белеет снег…», «Как весел грохот летних бурь…», «Есть в осени первоначальной…», «Вот бреду я вдоль большой дороги…», «Она сидела на полу…», «Умом Россию не понять…», «О вещая душа моя…», «Нам не дано предугадать…», «Я встретил вас…». Впрочем, так нам пришлось бы перечислить едва ли не все его стихи… И все же…

Все же это только стихи, а не исторические деяния, память о которых хранить завещали нам предки до тех пор, «пока Россия стоит».

За что такая честь поэту?

Время, история оставили нам немало впечатляющих уроков: истинно духовные творческие деяния нередко оказывали на судьбы человечества куда большее влияние, нежели сами но себе исторические события. Как ни велик был, скажем, воинский дух древних греков, столь ярко проявивший себя в Троянской войне, в многочисленных войнах с персами и другими могущественными соседями, все-таки человечество чтит их не за это, а прежде всего за то, что они дали миру Ромера, Софокла, Сократа, Платона, Праксителя… Да и сама память о подвигах героев запечатлелась не столько в развалинах древней Трои, сколько в «Илиаде» и «Одиссее». И мы можем смело сказать, что дух русского народа по-своему воплотился, например, как в исторической победе 1812 года, так и в духовной – в эпопее Л. Толстого «Война и мир».

Празднование юбилея великого писателя – это и есть всенародное, общегосударственное признание равноценности и равновеликости таких явлений культуры, как Иларион – автор «Слова о Законе и Благодати», остающийся и поныне неразгаданным творец «Слова о полку Игореве», Рублев, Дионисий, Пушкин, Глинка, Достоевский, Суриков, Л. Толстой… важнейшим событиям истории нашей Родины.

Именно к таким явлениям культуры принадлежит и поэзия Тютчева. И, думается, именно в этом смысле и нужно понимать высказывание Л. Толстого: «Без Тютчева нельзя жить».

Тютчев – явление огромное, многостороннее. И, конечно же, сказать о нем с какой-то долей полноты в одной статье – задача невыполнимая. Еще далеко не понята и не оценена его дипломатическая деятельность. Слишком неполно и общо представляем мы и до сих пор роль и значение Тютчева-собеседника, влияние устных бесед одного из умнейших людей своего времени, мыслителя, политика, в формировании взглядов и настроений многих и многих общавшихся с ним выдающихся современников. Гораздо серьезнее представляем мы в этом плане роль таких людей, как Пушкин, Чаадаев, Вл. Одоевский, Достоевский, Л. Толстой. Но мы говорим сейчас о Тютчеве – поэте. Его любовная лирика – это подлинно редчайшие откровения человеческого сердца во всей мировой поэзии, вспомним хотя бы только: «О, как убийственно мы любим…», «Последняя любовь»… Удивительный поэт-мыслитель, многие стихи которого воспринимаются как истинно поэтическая философия природы и в целом – мироздания.

Поэзию Тютчева и определяют прежде всего словом «философская», а самого поэта называют поэтом-философом, мыслителем. Все это верно. Но разве не были поэтами-мыслителями в самом прямом смысле этого слова Ломоносов, Державин, Пушкин, Лермонтов, Боратынский?.. Очевидно, нам еще предстоит постигать природу неповторимости, уникальности именно тютчевской поэзии мысли, ту природу, которую мы чувствуем столь зримо и ощутимо, но далеки еще от ее понимания.

Тютчев обладал еще и редким даром не просто гражданской, но идеологической и даже политической лирики. Многие его стихи – это как бы явленная воочию и все же остающаяся непостижимой тайна преобразования текущих политических споров, мнений, домыслов, предубеждений, предугадываний, нет, не в рифмованные и ритмизованные статьи и прокламации, но в явления подлинно высокой поэзии. Той поэзии, значимость которой уже не зависит от нашего согласия или несогласия с высказанной в ней собственно политической мыслью. Такой, наконец, поэзии, в которой и сугубо политическое высказывание хранит в себе возможности развития, нового осмысления и потому нового звучания. Такая поэтическая мысль, политически даже неприемлемая для нас, в отношении к конкретному вызвавшему ее событию, в иных исторических условиях вдруг начинает жить новой жизнью, открывается нам сокровенной стороной и воспринимается уже как вполне отвечающая нашим сегодняшним понятиям и устремлениям.

Ибо подлинная поэзия (в том числе и политическая) не только отражает конкретные стороны своей эпохи, но всегда и предугадывает общие исторические закономерности духовного движения своего народа и в целом человечества. Такова природа всякого истинно художественного творчества: вот почему великая поэтическая мысль, ошибаясь порой в частностях, в конкретных оценках конкретных событий, редко ошибается в целом.