В мире Достоевского. Слово живое и мертвое

В 1854 году, когда Россия вела войну за освобождение балканских народов и народов Кавказа от османского ига, Тютчев, уже тогда предвидя будущую «севастопольскую страду», писал: «Мы… накануне одного из самых ужасных кризисов… Перед Россией встает нечто еще более грозное, чем 1812 год… Россия опять одна против всей враждебной Европы». Отношение поэта к правящей верхушке, к людям типа канцлера Нессельроде, недвусмысленно выражается в письмах Тютчева: «И вот какие люди управляют судьбами России во время одного из самых страшных потрясений». А затем следует: «…невозможно не предощутить переворота, который сметет всю эту ветошь и все это бесчестие». И когда уже катастрофа станет реальностью и Россия в отличие от двенадцатого года не устоит в Севастополе «против всей враждебной Европы», Тютчев запишет: «Для того, чтобы создать такое безвыходное положение, нужна была чудовищная тупость этого злосчастного человека». Речь шла об императоре Николае I. И затем: «…было бы даже неестественно, чтобы тридцатилетний режим глупости, развращенности и злоупотреблений мог привести к успехам и славе».

Вера Тютчева (как, впрочем, и других великих русских писателей) в Россию была верой не в монарха, а в то, что «жизнь народная, жизнь историческая осталась… Она ожидает своего часа, и когда этот час пробьет, она откликнется на призыв и проявит себя вопреки всему и всем».

Значительное место в политической лирике Тютчева занимает проблема судеб славянства. И далеко не потому только, что он сам был славянин. Ведь почти все славянские народы за пределами России (в которую в то время входили русские, украинцы, белорусы и часть населения Польши) находились под гнетом либо Турции (народы нынешней Югославии и Болгарии), либо Австро-Венгрии (чехи, словаки), либо Германии (большая часть Польши), подвергаясь жестокой эксплуатации.

И в политической лирике, посвященной проблемам славянства, мы должны отличать сегодня их реакционные, по отношению к революционно-демократическим взглядам его эпохи, к конкретно-исторической ситуации, стороны от их верно угаданной в целом исторической перспективы.

И все-таки, говоря сегодня о Тютчеве-мыслителе, мы отдаем прежде всего дань именно великому поэту. Тютчев был подлинным патриотом и гражданином своей родины, в великом будущем которой он не сомневался. Оттого и сегодня его гражданственность принадлежит не прошлому, но нашему с вами настоящему и будущему. Патриотизм и гражданственность – не просто материал и не только тема его стихов: Тютчев признавался, что в равной степени любит «отечество и поэзию». Эти два понятия были для него неразрывны, неотделимы.

Мы нередко можем услышать слова: такой-то поэт сумел опоэтизировать такую-то сторону действительности, человеческих отношений, быта и т. д. Истинный поэт не поэтизирует, он открывает поэзию мира во всех его проявлениях, открывает как закон, присущий самой его природе.

Гражданские, политические стихи Тютчева – это не столько даже гражданская, патриотическая, поэзия, сколько вместе с тем сама поэзия

гражданственности. Поэт открывает нам именно поэзию, красоту мыслей и чувств, казалось бы, столь далеких от поэзии сторон человеческой жизнедеятельности. Проникновение в тайны истинно высокого художественного творчества, каковым, безусловно, является поэзия Тютчева, открывает нам путь и к познанию этого рода человеческой жизнедеятельности. Научная творческая мысль, практическая деятельность человека, постигая объективные законы природы, высвобождают колоссальную энергию, скрытую в недрах Земли, космоса, превращая ее в мощный двигатель прогресса, цивилизации.

Художественная творческая мысль очеловечивает, одухотворяет, высвобождает в активную духовную энергию те же объективные законы мира-вселенной. Мир как красота столь же объективен и необходим человечеству, как и мир – борьба за существование, как социальный и экономический прогресс. Освобожденные, ставшие разумными, «слепые» дотоле силы природы сами теперь активно формируют мир. И мир души человеческой, а через него– и мир-вселенную. Поэт торит пути, сопрягающие эти миры. «И жизни божески-всемирной хотя на миг причастен будь», – сказал Тютчев.

Соприкосновение с поэзией Тютчева и дает нам это чувство нашей собственной причастности живой жизни всего человечества, мира, вселенной.