В мире хищных зверей

Есть все еще хотелось. Егор бесцельно побрел вдоль тротуара, рассматривая спешащих навстречу людей. Память их не запоминала. Взгляд только опирался на какой-нибудь кокетливый беретик и тут же скользил дальше, а в мозгу ничего не менялось и ничего оттуда не извлекалось. Пустота. Из тянущихся рядком ларьков доносились запахи шашлыков, стряпни, и отчаянные призывы их продавцов в грязно-белых фартуках. По сигналу светофора Егор перешел улицу и поднялся в огромный стеклянный универмаг. Чего и говорить, было здесь красиво, прохладно. То темно-фиолетовые полки и прилавки с золотыми каймами и начищенными до отблеска зеркалами, то изумительного цвета белой ночи, то в жирно черном и красном. А уж товары на полках блестели куда пуще своих полок и девушек-продавщиц. Но! Но… Разве что поглазеть на это великолепие… А люди все-таки покупали — и как они только умудрялись выбирать из огромного изобилия вещей, большую часть из которых они видели в первый раз. Здесь то ли люди странные, или опять я отстал в понимании мира. Не смешно как-то. На втором этаже магазина Егор понял, что и не покупатель он одежды, пусть даже когда есть деньги. Ведь ее надо выбирать. Выбор лучшего среди равных — проблема. Поиск необходимого среди возможно нужного — проблема. И-иэх, жисть!

Внимание Егора привлекла неестественность позы одного покупателя, без отрыва смотревшего в стену. И глаза…

… Ах, да это же манекен. И вон тоже — то-то ноги такие длинные. И вон. И еще — их много тут. Теперь Егор рассматривал только манекенов, выискивая их среди настоящих людей. Один из них смотрел как-то в упор. Егор уж прошел мимо, да обернулся — смотрит. Он подошел поближе.

— Время не знаешь? — спросил манекен.

— Нет, — ошеломленно.

— Жаль, — и отвернулся.

Как выбрался оттуда под открытое небо Егор не помнил — выбрался и ладно, — и пошел куда глаза глядят, куда ноги тянут. У одного встречного поинтересовался где найти справочное бюро, ему подробно объяснили, а он запомнил только где делать первый поворот, а остальное сразу забыл, а переспрашивать неудобно. Дошел до этого злополучного первого поворота, спросил было еще у одного, а тот шарахнулся в сторону и удалился быстрым шагом.

Нет, странно, странно, странно все как-то. Махнул Егор рукой и забрел в парк, где хоть было прохладно. Совсем недалеко от входной арки он наткнулся на уютную, увитую плющом беседку, смахнул с лавочки сухие листья и блаженно растянулся. Очень сильно хотелось есть и горели икры. С этим и уснул.

…«Какой бы ни была жизнь, — вдруг встрепенулся Магистр, — сложной или непонятной, не отчаивайся, оптимизм — вот твои щит и меч. Я знаю, ты сильный, ты умеешь изменять себя, ты сможешь ЖИТЬ…»

…и: «Дерзай!» — сказал ему Всадник, и он дерзнул…

Затекла рука от плеча до кончиков пальцев. Егор отупело приподнялся и перевернулся на другой бок, лицом к стенке. Было совсем неудобно. «Ненавижу козлищ, — подумал он, — ибо у них отсутствует чувство меры; ненавижу баранов, ибо нет у них гордого самоосознания; и ягнят тоже ненавижу за то что растеряли они жизненную активность». «Да, да, это я еще могу из себя выдавить. Ненависть, — второй раз подумал он. — Не-на-висть» — по слогам.

— Ну чего разлегся! — закричали над ухом. — Им все Сот мало — ишь, норовят элитный парк загадить. Лодыри!

Егор проснулся. Оставшееся без плюща небо загораживал строгий дворник.

— Да поживее, говорю! Сваливай в Соты!

— Понимаете… — начал было Егор.

— Еще и разговаривай с ними! Уж побольше тебя понимаю, бомжина.

Ударить не ударишь — за что, собственно? Егор обиделся и — чтобы хоть согреться, теперь познабливало — пробежался до выхода из парка. Супился уже вечер. Он придумал что ему делать дальше. Он зайдет в подъезд какого-нибудь жилого дома и переспит в пролете между этажами, а там посмотрим. Он спать хотел.

— Мил человек, — вдруг окликнули издалека сзади. Егор обернулся и увидел спешащего с припаданием на одну ногу рыжего бородача. Егор терпеливо дождался, пока тот нагонит его, спешить было некуда.

— Здоров, начальник, — еще не подойдя близ, обратился рыжебородый. Да не бойсь ты меня, не съем. Я вот чего: свой свояка видит издалека.

Одет он был так. Чрезвычайно прочные штаны, когда-то, видно, бывшие в моде, а теперь выцветшие и стершиеся от долгого ношения, но не потерявшие былой прочности. Из той же ткани, что и штаны, была куртка на плоских огромных пуговицах. Кепка. Вечные ботинки. А через плечо пестрая, с надписями на иностранном языке сумка.

— В Соты? — спросил рыжебородый.

Егор подумал.

— Да.

— Вот вишь — ЧУТЬЕ! Это тебе не чих. Тодысь нам по пути.

В целом спутник оказался неразговорчивым, а так как и Егор отмалчивался, слышалось только шарканье четырех подошв об асфальт. Так миновали квартал.

— Ну рассказывай, — наконец потребовал бородач.

— Что?

— Как звать, сколь лет. Рассказывать неча?

— Егором зовут, — сказал Егор.

Они снова помолчали.

— Откель?

— Понимаете… Понимаешь — сам не знаю. Я прошлого не помню, очнулся в лесу и пришел сюда вот.

Бородач хмыкнул.