В.Н.Л. (Вера. Надежда. Любовь)

Ситуация «есть где, но не с кем» сменилась на первый взгляд более прогрессивной «есть с кем, но негде». Я требовал у жизни хоть раз и дудочку, и кувшинчик! Неужели же я этого не достоин?

Плакат над кроватью издевательски дразнил меня розовостью плоти.

«В месте встречи изменить нельзя», – подумал я за Ольгу. Юмор спасал меня и в куда более критичных ситуациях. Не надо ныть! Но надо срочно что-то придумать!

Работа и волк

Артёму я не позвонил. Чувствовал себя глупо, когда думал, что к телефону может подойти Оля. Сказанное нами вчера иногда казалось мне сном. И даже сном – слишком смелым. Я думал дождаться спектакля – на подписанной Олей проходке значилась грядущая пятница, – но по своему нетерпению понимал, что соблазн связаться с ней раньше слишком велик.

Сейчас надо было заняться работой. Потому что, увы, кроме мышеловкиного сыра, бесплатного в этой жизни маловато и глупо было бы предполагать, что свидания с Олей не потребуют денег.

В тот день Паша появился поздно. С гитарой, усилком для неё, сумкой и раскладушкой. Какой-то приятель с автомобилем помог ему перевезти вещи. С таким набором он мог бы ночевать и на вокзале, подумал я.

Паша был хмур. Было видно, с какой душевной смутой ему даётся одиночество. Очевидно было, что по «модному дизайнеру» Паша тосковал. Хорошо хоть не пил. Тоска по женщине, помноженная на алкоголь, делает из мужчины бесполую тряпку.

– Есть сигареты? – спросил.

«А если нет – тогда что?» – подумал я. Потом почти произнёс: «Сходи и купи». Вымолвил же:

– На подоконнике.

И он принялся курить в комнате, не открывая микробалкона, на чём в моём жизненном укладе лежал запрет.

– Серый, пиво будешь? – вдруг оживился он.

– Нет, – говорю и чувствую, как в голосе проскальзывает недовольство.

– Ну как хочешь. А я нам взял по бутылочке… – вздохнул он, и мне даже вдруг жаль его стало. Позаботился ведь.

Он взял в руки привезённую электрогитару, не включив её в усилок. Сел с ней в уголок, открыл пиво. Вылил полбутылки в пасть одним махом, фыркнул, утёрся. Взял негромкий, замысловатый аккорд.

Когда я засыпал спустя часа полтора или побольше, он так и сидел, склонив голову к грифу, и только менял аккорды, отстукивая босой ногой такты. На полу стояла открытая, забытая бутылка. Музыка заменяла Паше алкоголь.

Проснулся я оттого, что он курил, даже не вылезая из… раскладушки. Интересно, не за эту ли его привычку его выгнала «модный дизайнер»? Будь я его женой – выгнал бы непременно!

В этот день я позвонил по четырём адресам. В двух из них попросили прописку. По третьему адресу было всё время занято. И только по одному телефону девушка, голосом на автоответчик похожая, после долгих и ненужных объяснений пригласила приехать. Я получил шанс сделаться разносчиком. Раскладывать по почтовым ящикам рекламные газеты.

Я так отвык проходить собеседования, что даже разволновался. Чуть не допил оставленное Пашей на полу пиво. Бритвой поцарапал скулу. Хорошо хоть остальные увечья лица перестали бросаться в глаза. Паша задавал мне вопросы:

– Серый, а оплата сдельная?

– Да, – отвечал я, одеваясь.

– А график?

– Пятидневка. С восьми до шести!

– Да ладно!

– А как ты хотел?

По поводу графика я не врал. Меня самого удивило это объявление. Зато и сумма, значащаяся там в графе «оплата» была более-менее привлекательна. То есть платили хорошо – но только тем, кто готов хорошо работать.

Контора их, до названия «офис», как было сказано в газете, никак не дотягивающая, находилась в выходящем на улицу подвале жилого дома недалеко от реки Карповки.

У входа в подвал курили несчастные люди. На их фоне я отличался молодостью. Может быть, даже привлекательностью, хотя о себе вроде бы нескромно. Зато честно.

– На собеседование? – указав на металлическую дверь пальцем, спросил я.

– Да, – миролюбиво отвлёкся один из несчастных и снова вернулся к тихому диалогу со вторым.

Я тоже закурил в сторонке. Смешиваться с несчастными было нельзя. Здесь, к счастью, у каждого своя дорога.

Пока я курил, металлическая дверь открывалась дважды. В первый раз оттуда вышел подросток с ещё мягкими, юношескими усами над заячьей губой и, очевидно, очень тяжёлой ручной тележкой, наполненной плотными пачками газет. Привычными движениями кантуя телегу, он поднялся по ступенькам. Потом половчее поставил её и, взяв за ручки, укатил прочь. Во второй раз из двери показался молодой ещё мужчина с экземной кожей – вероятнее всего, местный работник. Он закурил и тягуче сплюнул в консервную пепельницу, стоящую на подвальном бордюре.

Я выкинул окурок, спустился вниз и потянул на себя дверь.

Внутри находилось ещё несколько человек несчастливой наружности.

Короткий коридор упирался в дверь. За ней, как я понял, вершились судьбы ожидающих – кто-то получал работу, кто-то очередную порцию разочарования. Только вот что за мотив может найтись при отказе? Работа почтальона-тяжеловоза, как мне казалось, не требует особой квалификации. Физических усилий – да! Но справляется же с ней парень с заячьей губой…

Я сел на стул, прихватив газету, что во множестве лежали на столе и даже на полу подвала.