В.Н.Л. (Вера. Надежда. Любовь)

Забыв номер Мишиной квартиры, я кричал Мишу на весь двор, пока тот не спустился и не уволок меня внутрь. Но это Миша мне рассказал наутро.

Принес пива. Сбегал ещё за одной.

Потом ещё.

А потом пришёл понедельник.

Фига – лучший подарок

Утром мне хотелось выть и выпить. Ни того ни другого я не сделал. Когда Миша уходил на работу, он даже не спросил меня, когда я уеду. Поднял меня с перегораживающего пол кухни матраса, угостил растворимым кофе жуткого качества. К тому времени Гуля уже ушла на работу. Оказывается, Гуля работала поваром в детском саду.

Со словами «приду часов в шесть» Миша оставил мне ключи. Вот так вот – запросто. Потом хлопнул дверью, уходя.

Я остался один.

Включил телевизор, от которого успел отвыкнуть. Налил воды в пахнувшую пивом чашку. Лёг на застеленную кровать и уставился в потолок. Выходить на улицу не имело смысла.

Я пролежал почти целый день, следя за тем, как на потолке изменяются тени. Спасительный сон не приходил. Но и явь была какая-то нереальная! Огромная, ватная явь, которую хотелось сбросить, как вонючее одеяло.

Потом пришла Гуля. Спросила, не плохо ли мне? Я помотал головой. Она пригласила меня поесть. Выложила из принесённой сумки пакет с порционными кусками рыбы. Именно такие куски получают на завтрак голодные дети в детских садах. Некоторые куски были испачканы картофельным пюре. С тарелок она их собирала, что ли?

Меня затошнило.

Ближе к шести вернулся Михаил. Я заметил сразу – с запахом. Достал полуторалитровку из сумки. У них так что, каждый день?

– Это ж пиво… – опротестовал Миша мой немой вопрос. – Будешь?

Вечером было уже можно.

– Буду…

И я рассказал Мише всё как есть.

И про Югина, и про неопределённые сроки моего отъезда. Я умолчал только про деньги. Здесь прикидываться нищим было бы и вовсе негоже.

Миша отреагировал спокойно.

– Да, Серёжка, живи… С тобой всё веселее.

Странно, как-то я его веселю, сам того не желая.

Сегодня надо было звонить писателю. И я, сидя напротив Михаила, всё откладывал этот момент. Боялся? Да. Чего? Я боялся, что он мне скажет что-то типа: «Сергей. Я тут посмотрел… Не доросли ещё. Не доросли…»

Когда бояться было больше некуда, шёл десятый час, я набрал его номер.

– Да!

– Андрей Семёнович… Это Степнов.

– А, да… Сергей! Ну что я вам могу сказать? Книга в работе… Сами понимаете, праздники…

– Конечно, – бодро отозвался я. В глазах Югина мне хотелось казаться непринуждённым и неторопливым. На это слово ушёл последний её, бодрости, запас.

– Ну позвоните мне через недельку, – Югин тоже держал беззаботный тон. «Неделька» в его устах выглядела приблизительно.

Я замер. Даже если кормиться исключительно пищей из детского сада и только изредка добавлять Михаилу жидкую плату за проживание, денег на билет обратно у меня не оставалось.

– Да… Да… – говорил я и, выслушав ненужные напутствия, повесил трубку.

– Миша, – говорю, – ещё неделя…

– Ну и ладно… – употребив слово «ладно» в устаревшем его смысле. Ладно – красиво и хорошо!

Мне было жаль расставаться с гитарой. Но, к сожалению, это стало неизбежностью. Я знал скупку инструментов на Садовой. На следующий день я направился туда.

Зайдя в магазин, подошёл к продавцам.

– Дима! – крикнул один из продавцов куда-то в подсобку.

В подсобке я показал инструмент усатому человеку с низким голосом.

– Сколько ты за него хочешь? – усатый человек был краток.

Я сказал.

– Ну пусть повисит… Хотя за такими инструментами у нас приходят нечасто. Фанеру – да, враз сметают.

– И сколько он будет висеть?

– Откуда я знаю. Может, неделю, может, месяц. Звони! Уйдёт когда-нибудь!

Я наступил на горло своей гордости и тихо произнёс:

– А сразу нельзя?

– Ишь ты… Нет, в эти дела я не вкладываюсь.

– Мне это не подходит, – пробормотал я.

Деньги нужны были живыми. На потенциальные я уже один раз понадеялся…

Возвращался я пешком. Только перебравшись к Михаилу, я ощутил, как длинны здесь, казалось бы, небольшие расстояния. И всё – центр. Невский, Садовая… Петроградская сторона и Васильевский остров.

Я вышел на главный проспект. Дотопав до Дворцовой, пересёк её и, пройдя по мосту, оказался на Стрелке.

Петербург, открывающийся отсюда, прекрасен всегда. Даже в те, первые, холодные дни моего приезда. Не раз и не два я проходил это место и всегда останавливался. Сейчас, находясь здесь, я впервые почувствовал, как я привык к этому городу. Неподалёку отсюда находится дом, проходя мимо которого я уже никогда не посмотрю на его окна равнодушно. Пусть даже Верховенские съедут оттуда навсегда. Я надеюсь, что в М-ске мне приснятся крепость, на куполах и шпиле которой играло сейчас весёлое солнце, набережные, дворцы…

«Я вернусь», – сентиментальничал я и сжимал зубы, чтобы не заплакать. Петербург же смотрел на меня равнодушно и ничего не отвечал.

Над рекой, похожие на стриженную бумагу, летали чайки. Я загадал, что если одна из них сейчас сядет на воду, то я вернусь. Щуря глаза, я следил за полётом выбранной мною птицы. И всё-таки потерял её из виду. Мой вопрос остался без ответа. Как без ответа оставались ещё многие и многие вопросы…