В наши дни

То, что пришлось увидеть, было удивительным. Номер, созданный Сергеем, не только ничего не утерял — наоборот, расцвел, омолодился, родился заново, если хотите!.. Невероятно было то, что выжал Серж из Вальки. Он работал отлично. Завлекательно играл своим превосходным телом. Это был новый Серж, молодой и притягивающий к себе внимание. И номер был будто новый. Состоял из великолепных отважных трюков. Вы спросите, а Мария? Она была дивной, ни в чем не уступала партнеру. Нет, пожалуй, все-таки была лучше его. Оставалась неотразимой. Я говорил вам — раньше полет Марии был бесстрашным соло под куполом. Теперь он стал будто воздушным танцем вдвоем, таким, что спирало дыхание у всех, кто находился внизу. И все это сделал для них Серж. Другой бы никто не смог.

Я часто наблюдал его. Пока длился номер, Серж стоял в проходе меж униформистами и следил за тем, что делается наверху. Возле барьера он появлялся в момент, когда Мария, ослепленная лучами прожекторов, уже приближалась к подвескам. Уходил Серж, пока еще не включали общий свет и проход оставался затемненным. За форгангом он оказывался, когда гимнасты опускались на арену. Зрители Сержа не замечали. Какое им дело до толпящихся у выхода? Их кумир — артист. А тот, кто его создал, отдал ему все, что знал сам, пусть довольствуется чужой славой.

Еще слышались аплодисменты. Мария оказывалась по нашу сторону форганга. Здесь ее ждал бывший партнер — теперь муж. Перед тем как уйти в гримерную, она успевала улыбнуться ему, и Серж бывал счастлив. Все это видели. А Мария была благодарна ему.

Серж теперь числился руководителем номера. Дирекция цирков позволяла себе такую роскошь. Мог он, конечно, выходить на манеж и тянуть вниз лестницу, по которой поднимались гимнасты, а потом стоять, будто на пассировке. Но он этого не делал. Да и какая уж тут могла быть пассировка? Сорвись Мария или ее партнер с трапеции, спасать их внизу было бы напрасным делом.

С тех пор, включаясь в программы различных представлений, они ездили втроем по разным городам. Валентин все еще был холостым и жениться не спешил. Заведут с ним о том разговор, ухмыльнется и скажет: «А к чему мне? Мне и чужих хватает».

Говорил смело, потому что всякий понимал — жен товарищей в виду не имел. У нас такое не водится. Цирковые подруги — народ верный. Да и как иначе? Все у нас на виду и днем, и по ночам. Словом, на этот счет никаких безобразий, хотя публика по незнанию думает иначе.

Сделав паузу, Егор Янович повернулся и посмотрел на меня, как бы желая понять, не думаю ли и я так же. Но, видно, ничего не заметив, вдруг сказал:

— А все-таки нет-нет да и бывает. Да, — кивнул он. — Тут вышло не по нашим законам. Неизвестно мне, когда это и где началось. Марию, хотела она того или нет, потянуло к Валентину. Никто не знал, предпринимал ли Валька что-либо для того со своей стороны — ведь обхаживать женщин был мастак… В общем, со временем стали замечать, как Мария смотрит на своего молодого партнера. И перед тем, как выйти на манеж, и на репетициях, и в другие часы. Может быть, она и боролась с собой, хотела преодолеть вспыхнувшее чувство. Возможно и так. Любви, говорят, не прикажешь. Только стали их встречать вдвоем там, где им вдвоем быть вовсе не обязательно.

Как раз тогда наши начали ездить за границу. Воздушников Донатовых послали с одной из первых групп, не припомню, не то в Англию, не то еще куда-то там. Проходили в Европе, слышно было, на ура. Писали о них в иностранных газетах. На обложках журналов печатали цветные снимки — Мария в полете. Вернулись радостные. Шутка ли, мировое признание!

Серж с ними за рубеж не ездил. В заграничные гастроли посылают скупо. Тут главная дирекция рассуждает — обойдутся и без руководителя. Обошлись и на самом деле. Ну, а дома опять, как было. Снова втроем по нашим циркам.

Я уже о том вел речь — Серж был человеком догадливым. А тут, после заграничной поездки, у Марии и Вальки и совсем все на виду. Не надо ни о чем и догадываться. От мужа она, правда, таилась, но разве утаишь? Пришел час, ничего не поделаешь. Это как напасть. Женщина, она, будь хоть и герой, существо слабое, от любви, сами знаете, дуреет. Осуждать Марию, понятно, было проще всего, но можно и понять. Сержу-то ведь уже за пятьдесят, а тут Валентин — молодец молодцом, красавец и ей, верно, ровесник. Каждый вечер они вдвоем под куполом цирка, и Мария ощущает надежную крепость Валькиных рук.

Со стороны, если не приглядываться, все будто оставалось, как и раньше. Но нет, было не так.