В объятиях смерти

- Кстати, о достаточном количестве времени - это именно то, что у нас как раз и есть. Ты не могла бы повторить еще раз ту дребедень, что рассказывала у Бентона - про сироп от кашля? Я почти спал, когда ты тараторила об этом прошлой ночью.

- Да, ты был полусонным, так же как и сейчас.

- Ты никогда не устаешь?

- Я так устала, Марино, что не знаю, выживу ли.

- Нет уж, ты лучше живи. Я, черт побери, не уверен, что доставлю этот ливер по назначению без тебя. - Он протянул руку за кофе.

С неспешной обстоятельностью лекции, записанной на пленку, я объяснила:

- Препарат для подавления кашля, который мы нашли в ванной комнате мисс Харпер, содержит в качестве активного компонента декстрометорфан аналог кодеина. Если принимать его в ограниченных количествах, он безвреден. Это D-изомер некоего соединения, название которого тебе ничего не скажет...

- Ах, вот как? Почему ты думаешь, что мне это ничего не скажет?

- Триметокси-N-метилморфинан.

- Ты права. Мне это действительно ровным счетом ничего не говорит.

Я продолжила:

- Существует другое лекарство, которое является L-изомером того же самого соединения - левометорфан, эффективное наркотическое средство, примерно в пять раз более сильное, чем морфин. Единственную разницу между двумя лекарствами можно определить только с помощью оптического прибора поляриметра. Она заключается в том, что декстрометорфан вращает плоскость поляризации света вправо, а левометорфан - влево.

- Другими словами, без этого хитроумного изобретения ты не сможешь определить разницу между двумя лекарствами, - заключил Марино.

- Во всяком случае, не с помощью обычного токсикологического теста, ответила я, - в котором левометорфан не отличается от декстрометорфана, потому что соединение одно и то же. Единственное различие в том, что они отклоняют свет в противоположных направлениях, так же как D-сахароза и L-сахароза, хотя по структуре это один и тот же дисахарид. D-сахароза - это обычный сахар. L-сахароза не имеет пищевой ценности для людей.

- Я не уверен, что все понял, - сказал Марино, протирая глаза. - Как могут соединения быть одинаковыми и в то же время разными?

- Представь себе, что декстрометорфан и левометорфан - близнецы, сказала я. - Они не идентичны, а только выглядят одинаково. При этом один правша, другой - левша. Один не опасен, другой - достаточно силен, чтобы убить. Так понятней?

- Да, более или менее. И сколько этого левометорфана надо было принять мисс Харпер, чтобы убить себя?

- Скорее всего, хватило бы тридцати миллиграмм. Другими словами, пятнадцать таблеток по два миллиграмма, - ответила я.

- И что потом, если, скажем, она его приняла?

- Она очень быстро впадет в глубокий наркотический сон и умрет.

- Ты думаешь, она знала об этой ерунде с изомерами?

- Могла знать, - ответила я. - Мы знаем, что у нее был рак, и, кроме того, мы подозреваем, что она хотела скрыть свое самоубийство. Это могло бы объяснить расплавленный пластик в камине и пепел записей, которые она сожгла перед смертью. Возможно, она нарочно оставила на виду бутылочку с сиропом от кашля, чтобы сбить нас со следа. Зная про этот пузырек, я не была удивлена, когда декстрометорфан всплыл в ее токсикологическом анализе.

У мисс Харпер не осталось живых родственников, у нее было мало друзей, если были вообще, и она не производила впечатление человека, который много путешествует. Когда обнаружилось, что она недавно ездила в Балтимор, первое, что пришло мне на ум, это университет Джонса Хопкинса, в котором находится одна из лучших онкологических клиник в мире. Пара телефонных звонков подтвердили, что мисс Харпер периодически ездила в "Хопкинс" проверять состояние крови и костного мозга. Подобные тесты, как правило, имеют отношение именно к той болезни, которую она, очевидно, скрывала. Когда же мне сообщили о лечении, которое было ей назначено, фрагменты мозаики в моей голове собрались в единую картину. В моем распоряжении не было поляриметра или каких-либо других средств идентификации левометорфана. Доктор Измаил в университете Хопкинса обещал помочь, если я смогу доставить ему соответствующие образцы.

Часы показывали почти семь. Мы были уже на окраине округа Колумбия. Леса и болота стремительно мчались назад. Неожиданно поезд въехал в черту города, в разрыве между деревьями белым мелькнул мемориал Джефферсона. Высокое административное здание пронеслось так близко, что через чистые стекла я успела разглядеть растения и абажуры, прежде чем поезд, как крот, нырнул под землю и слепо зарылся под бульвар Молл.

Мы нашли доктора Измаила в фармакологической лаборатории онкологической клиники. Открыв пакет, я поставила маленькую пластиковую коробку на стол.

- Это образцы, про которые мы говорили? - спросил он с улыбкой.

- Да, - ответила я. - Они должны быть еще замороженными. Мы пришли сюда прямо с железнодорожного вокзала.

- Если концентрация хорошая, то ответ будет готов примерно через сутки.

- Что вы собираетесь делать с этой дрянью? - спросил Марино, обводя взглядом лабораторию, которая ничем не отличалась от сотен других.