В объятиях смерти

- Совершенно верно.

- Это поразило меня, поскольку противоречит его, диагнозу, - сказала я. - Люди с такими нарушениями, как пограничное состояние личности, обычно не испытывают никаких чувств по отношению к другим.

- Да, но это было частью его веры во всякие паранормальные способности, доктор Скарпетта. Эл считал причиной своей социальной и профессиональной дисфункции то, что не может не сопереживать другим людям. Он искренне верил, что чувствует и даже испытывает их боль, что знает их мысли, как я уже говорил. Но на самом деле Эл Хант был социально изолирован.

- Сотрудники больницы "Метрополитен", где он работал санитаром, описывают его как человека, прекрасно умеющего найти подход к больному, заметила я.

- Это неудивительно, - сказал доктор Мастерсон, - он был санитаром в отделении реанимации. В любом другом отделении, где больные лежат долго, он бы не выдержал. Эл мог быть очень внимательным, если ему не нужно было с кем-либо сближаться, если его не вынуждали по-настоящему иметь какие-то отношения с этим человеком.

- Это объясняет, почему он смог получить степень магистра, но не смог потом начать психотерапевтическую практику, - предположила я.

- Совершенно верно.

- А как насчет его отношений с отцом?

- Они были ненормальными, оскорбительными, - ответил он. - Мистер Хант - тяжелый, подавляющий человек. Его принцип воспитания сына сводился к тому, чтобы пинками загнать того в зрелость. У Эла просто не было эмоциональной стойкости, чтобы выдержать грубое обращение, а порой и рукоприкладство. Курс молодого бойца, который, как предполагалось, должен приготовить его к жизни, был ему не по силам. Это заставляло его спасаться бегством в лагерь матери, где его представление о себе еще больше запутывалось. Уверен, вас вряд ли удивит, доктор Скарпетта, если я скажу, что многие гомосексуалисты - сыновья тупых скотов, которые воспитывают своих детей с помощью маршировок на плацу и лозунгов в духе конфедератов.

Мне на ум пришел Марино. Я знала, что у него подрастает сын. До этого момента мне ни разу не приходило в голову, что Марино никогда не рассказывал о своем единственном сыне, который жил где-то на западе.

Я спросила:

- Как вы полагаете, у Эла были гомосексуальные наклонности?

- Я полагаю, он был настолько уязвим, а его чувство неадекватности миру настолько обострено, что он мог ответить на любые чувства, мог иметь интимные отношения любого типа. Однако, насколько я знаю, у него никогда не было гомосексуальных встреч. - С непроницаемым лицом доктор Мастерсон посасывал свою трубку, глядя поверх моей головы.

- Что происходило на психотренинге в тот день, доктор Мастерсон? Что это было за маленькое чудо, о котором вы упомянули? Его имитация фиалки? Вы это имели в виду?

- Это сломало лед, - сказал он, - но чудом, с вашего позволения, был быстрый и интенсивный диалог, в который он вступил со своим отцом, будто бы сидевшим в пустом кресле посреди комнаты. Когда напряженность диалога стала нарастать, психотерапевт почувствовал, что происходит, сел в кресло и начал играть роль отца Эла. Эл был настолько увлечен, что почти впал в транс. Он не мог отличить реального от воображаемого, и, в конце концов, его гнев вырвался наружу.

- Как это проявилось? Он стал буйным?

- У него началась истерика, - ответил доктор Мастерсон.

- Что его "отец" говорил ему?

- Он нападал на него с обычными резкими замечаниями, ругал его, говорил, что он ничего не стоит как человек. Эл был сверхчувствителен к критике, доктор Скарпетта. Отчасти именно это лежало в основе той путаницы, которая царила у него в голове. Он считал, что хорошо чувствует других, тогда как на самом деле он был весь погружен в свои собственные переживания.

- К нему был прикреплен социальный сотрудник? - спросила я, продолжая перелистывать страницы и не находя никаких записей, сделанных психотерапевтом.

- Конечно.

- И кто это был? - казалось, в истории болезни не хватало страниц.

- Психотерапевт, о котором я только что упоминал, - ответил он вежливо.

- Психотерапевт, который проводил психотренинг?

Он кивнул.

- Он все еще работает в этой больнице?

- Нет, - ответил доктор Мастерсон, - Джима больше нет с нами...

- Джима? - прервала я.

Он принялся выбивать трубку.

- Как его фамилия, и где он теперь? - спросила я.

- С сожалением должен сообщить, что Джим Барнз погиб в автомобильной катастрофе много лет назад.

- Сколько именно лет назад?

Доктор Мастерсон начал снова протирать свои очки.

- Полагаю, лет восемь - девять, - сказал он.

- Как и где это произошло?

- Я не помню подробности.

- Как трагично, - сказала я так, как будто эта тема меня больше не интересовала.

- Должен ли я предположить, что вы считаете Эла Ханта подозреваемым по вашему делу?

- По нашим двум делам, двум убийствам, - сказала я.

- Очень хорошо, по двум.

- Видите ли, доктор Мастерсон, кого-то в чем-то подозревать совершенно не мое дело. Это работа полиции. Я только собираю информацию об Эле Ханте с тем, чтобы убедиться, что история его болезни предполагает наличие суицидальных наклонностей.