В осаде

В шутовском костюме Круля — нелепой юбке, сви­сающей с мужских бедер, глупой мятой блузке с тор­чащими из нее грудями, в сеточке, обтягивающей череп, в его глазах, которыми он сверлил капитана, в дымя­щейся, зажатой между оскаленными зубами сигаре было что-то страшное и угрожающее. Круль был похож на Смерть.

— Круль? — взяв себя в руки, удивленно спросил капитан. — А где же адмирал Бейтс?

—- Я ваша дама сегодня, — выпуская дым кольцами, сказал, осклабившись, Круль.

— Что за идиотские шуточки! — капитан, рассердив­шись, начал вставать с кресла.

— Ну что вы! Шутки только начались! — с улыбочкой объяснил Круль, откинул висящий на руке парик и не­сколько раз выстрелил капитану в грудь из спрятанного под париком револьвера.

Капитана бросило к стене, несколько секунд он стоял, шатаясь, не сводя с Круля изумленного взгляда, а затем упал на пол, оставив на стене кровавую полосу.

Вахтенный матрос, бывший уже в конце перехода, услышал доносившиеся из капитанской каюты выстрелы, повернулся и побежал обратно.

Когда он был совсем близко, официант, стоявший у двери, отшвырнул висящее на его руке полотенце и рас­стрелял матроса в упор из спрятанного под полотенцем «Магнума».

Выстрелы, раздавшиеся в капитанской каюте и про­гремевшие на весь переход верхней палубы, были за­глушены шумом, несущимся из кают-компании.

Их не услышали вооруженные матросы, несущие вах­ту на палубах, и у орудий крейсера. И, конечно же, их не услышали члены экипажа, собравшиеся на вечеринку в честь Дня рождения уже погибшего от руки маньяка Круля капитана.

Парни веселились на всю катушку.

Звуки саксофонов, электрогитар и ударных завели матросов как надо. У них давно уже не было такого праздника. Они прыгали, визжали, свистели и танцева­ли. Они радовались, как дети.

Солист распевал во все горло. Его песни пользовались явным успехом у неизбалованного такого рода вещами экипажа крейсера. Моряки танцевали так самозабвенно, они так отдавались ритму музыки, что забыли, казалось, обо всем. И даже о том, что на корабле находится на­стоящая мисс Июль-89. Из настоящей плоти — женской. С настоящими грудью, губами и бедрами.

И вдруг Солист прервал песню. Музыканты бросили инструменты, в наступающей тишине матросы встали, как оглушенные, ничего не понимая, напоминая людей, разбуженных вдруг посреди очень глубокого сна.

— Один момент, мои дорогие! — крикнул в микрофон Солист. — Сейчас мы начнем веселиться по-настояще­му, а пока скажите-ка мне, кто самый старший офицер в этой кают-компании!

Эти слова вернули экипаж к жизни, парни опять за­смеялись и засвистели, указывая на кого-то руками. Прожектор осветителя походил в стороны, яркий луч, пометавшись по темной кают-компании, остановился, и в нем оказалось лицо молодого мужчины.

— Так-так! — радостно закричал Солист. — Посторонитесь! Посторонитесь! Уйдите с дороги, я хочу по­смотреть! Ох, здорово! Это вы, сэр? Да? Вы самый стар­ший офицер в этой кают-компании?

— Да, — ответил мужчина. — Я начальник штаба.

— Приятно познакомиться, командир! — крикнул Со­лист и, выхватив из-под куртки маленький браунинг, всадил пулю в лоб стоящего в ярком луче света муж­чины.

В этот же момент официанты, отшвырнув тарелки, выхватили из-под своих широких пиджаков автомати­ческие пистолеты, в руках музыкантов оказались ко­роткоствольные автоматы, и Солист закричал:

— Всем лечь лицом вниз!

Но матросы, обученные подобным ситуациям, уже пришли в себя после секундного шока. Старший матрос Джонсон дернул стоящего перед ним на эстраде Солиста за ноги. Тот упал. Джонсон тут же вспрыгнул на эстраду, ударом ноги в кованом ботинке оглушил Солиста и вы­рвал из его руки браунинг. Кто-то из младший офицеров ударил в прыжке ближайшего официанта в грудь ногой. Тот повалился на руки стоящих вокруг матросов, пол­учил мощный боковой в челюсть. У него выхватили ав­томатический пистолет. Патрульные морские пехотин­цы, арестовавшие Кейта, сорвали с плеч автоматы, и тут же загремели выстрелы. Музыканты палили с эст­рады, беспощаднейшим образом гася все очаги сопро­тивления.

Джонсону разворотили пулями грудь. Возле упавшего от удара официанта были убиты все. Морские пехотин­цы, были прошиты очередями, как только вскинули свои автоматы.

— Лежать! Всем лежать! — орали музыканты. Официанты били матросов револьверами по лицу.

Тот, кто не ложился на пол сам, падал под ударами. Скоро весь экипаж — живые вперемежку с мертвыми — лежали на полу кают-компании, а над ними стояли, готовые выстрелить, «официанты».

Солист поднялся, шатаясь, держась за голову. Взгля­нул на часы. — Четыре минуты раньше графика, — несколько удивленно заметил он, вытащил из руки уби­того Джонсона браунинг, спрыгнул в зал и ударил пи­столетом в висок, поднявшего голову и посмотревшего на него, матроса.

— Лежать, тебе говорят, дерьмо! Того, кто пошеве­лится, убьют на месте! — закричал он.

В это время в машинном отделении один из официантов сказал дежурному офицеру:

—- Подержите, пожалуйста, одну секунду, сэр, — и протянул ему блюдо с нарезанной ветчиной.