Развитие образования дало свои результаты. В IX в. можно констатировать достаточно высокий уровень грамотности, по крайней мере в среде высшей аристократии, тесно связанной с королевским двором или другими очагами каролингской культуры. Разумеется, речь идет прежде всего о духовенстве. Клирики и монахи владели латынью значительно лучше своих предшественников конца VII — первой половины VIII в. Их язык отличался более качественной грамматикой и относительным богатством лексики. Писатели конца VIII–IX столетия широко пользуются лексиконом, почерпнутым из сочинений античных писателей, не только классических «школьных» авторов вроде Вергилия, Горация, Овидия, Сенеки, Юстина, Лукана и Цицерона, но и менее известных, таких как Светоний, Тит Ливий, Теренций, Тибулл или Клавдий.
Изучение латыни, особенно в рамках риторических штудий, открывало путь к освоению практически всего литературного наследия античности, доступного франкам. Потому что в любом аутентичном тексте можно было отыскать крупицу полезного знания — важную моральную сентенцию, красивый оборот или, на худой конец, какое-нибудь редкое латинское слово. Вследствие этого в Каролингской империи развернулась интенсивная работа по разысканию и тиражированию древних рукописей. Ее значение для последующего культурного развития Европы невозможно переоценить. Как правило, самые ранние рукописи с трудами античных писателей, известные нам сегодня, датированы концом VIII или IX в. Факт остается фактом: древнеримская словесность уцелела только благодаря титаническому труду тысяч безымянных каролингских монахов-переписчиков.
Иногда повышенное внимание к литературному наследию античности приводило к парадоксальным результатам. Например, в середине IX в. в турском скриптории специально для Карла Лысого (843–877 гг.) изготовили рукопись с текстом поваренной книги «О кулинарном деле» (
Представители нескольких поколений каролингских эрудитов, учителя и ученики, связанные личной дружбой, взаимопомощью, а нередко и совместными застольями, определенно ощущали внутреннюю общность, которая сохранялась годами независимо от того, где они находились и чем занимались в данный момент времени. Они говорили на одном языке в прямом и переносном смысле. Блестяще знали латынь и умели ей искусно пользоваться, читали одни и те же книги, обменивались рукописями и письмами. Ярким выражением этой эрудитской субкультуры стала привычка общаться между собой при помощи дружеских поэтических посланий, даже если речь шла о совершенно заурядных бытовых вещах. Это начал делать еще Алкуин, а продолжили Ангильберт и Теодульф, Рабан Мавр и Валафрид Страбон, Седулий Скотт и Ноткер.
До наших дней сохранились десятки таких сочинений, как правило, совсем небольших, но богатых по языку и сложных по форме. Их авторы были уверены, что адресаты сумеют не только правильно прочитать несколько рифмованных строк, но и оценить красоту слога. То и другое было совершенно недоступно подавляющей массе населения империи. Это была своеобразная «игра в бисер», особый способ коммуникации, доступный только своим. Среди адресатов было немало людей, о которых сегодня известно лишь благодаря таким посланиям. Тем не менее даже на этом основании их можно смело причислить к носителям культуры каролингского возрождения. Вообще же речь идет о сотнях, может быть, тысячах таких людей, анонимных эрудитах, благодаря которым эта культура вообще состоялась и которые хранили ее на протяжении примерно ста лет — от 780-х до 880-х гг.