В ожидании солнца (сборник повестей)

Он вышел из тира, медленно, как человек, которому некуда было торопиться, побрел по коридору. У пожарной лестницы вдруг снова столкнулся с Ларисой, слегка отшатнулся к стенке, с насмешливой подчеркнутостью уступая ей дорогу. И, когда Лариса уже прошла мимо, бросил вслед:

— Эй, как тебя…

Лариса остановилась.

— Ладно, так и быть, отпускай грехи, давай сюда свою индульгенцию. Вступаю в общество Христа…

— Не Христа, а Красного Креста.

— Давай-давай, не рассусоливай. Сколько платить?

Лариса вынула из кармана жакета стопку билетов, не глядя на Сашку, сказала:

— Три рубля.

Сашка с форсом вынул новенькую красную тридцатку.

— У меня нет сдачи, — заморгала глазами Лариса.

— Потом отдашь.

— А мы можем по пути разменять.

Когда миновали проходную и пошли по аллейке сквера, Саша спросил:

— А ты, кроме своего Христа, какому-нибудь кружку поклоняешься — туризму там или стрельбе?

— Я в духовом оркестре.

— Где-э-э?

— Я очень люблю музыку.

— Как же ты с такими легкими, — окинул ее хрупкую фигурку, — умудряешься дуть?

— А я не дую, я на барабане.

— А-а-а…

— Наш оркестр постепенно перерастет в симфонический. Когда завод разбогатеет — купим инструменты. Я, вообще-то, люблю скрипку. Ну, а пока на барабане….

Саша критически оглядел ее, остановил взгляд на брезентовых потертых туфлях.

— Что же это ты, по пятому вкалываешь, а туфли не можешь купить?

— Я купила, — торопливо оправдывалась Лариса, — даже две пары купила… своим братьям. Они у меня маленькие еще, один другому каши не подаст.

— Понятно, — неопределенно протянул Саша, а затем со вздохом и наигранно-скучающей миной спросил: — Ну так что, может, тебя домой проводить?

— Если тебе хочется…

— Хочется или не хочется — не в этом дело. Просто такой закон. Пошли!

— А ты мне вначале показался таким грубым, — с улыбкой сказала Лариса, — а на самом деле ты…

— Что — я? — краснея, нахмурился Саша.

— Ничего, с тобой и ходить бы можно…

Сашка еще больше покраснел: вот так тихоня — пигалица!..

На завод возвращались фронтовики, эвакуированные, и теперь уже не хватало станков. Старые, вывезенные во время войны на Урал, в Сибирь, остались там навсегда, завод получил часть трофейных, немецких, но их было недостаточно, чтобы цеха работали на полную мощность. Как-то Бережан сказал:

— Есть на свалке несколько станин «фиатов». Наша с вами задача, ребятки, собрать их, в кратчайший срок наладить и ввести в строй.

Работали и после смены, иногда по двенадцать-четырнадцать часов, к ремонтной бригаде подключилось еще человек двадцать комсомольцев. Рылись на свалках, в вагонах с металлоломом, выискивали нужные части, детали… Когда недели через две первый «фиат» был готов, Вера выпустила в их честь «молнию»: «Слава бригаде ремонтников!» Дальше перечислялись их имена. Ребята ходили страшно гордые и, косясь на «молнию», где крупными красными буквами были выведены их фамилии, немного стеснялись внезапно обрушившейся на них славы.

В цех из заводской конторы забежала Лидия Антоновна, сказала Бережану:

— Талант у тебя, Вася. Из таких бездельников и архаровцев сделать людей! Талант, ей-богу…

А когда они смонтировали второй «фиат», местный комитет выдал им в награду по шевиотовому костюму. На толкучке такие стоили не меньше трех тысяч. Получили ребята их в пятницу, а в субботу решили сходить в театр. Пригласили и Бережана с Лидией Антоновной.

Та пятница запомнилась Саше Мережко еще и потому, что в тот день он потратил почти все деньги, которые долго откладывал на костюм. Поскольку костюм теперь был не нужен (спасибо месткому!), он пошел сразу же после работы на толкучку и купил себе толстую тетрадь и новенькую авторучку (уже тогда он тайно пописывал стихи). Тетрадь была в какой-то лакированной обложке, в которую можно было глядеться, как в зеркало, заграничная, пахло от нее чем-то приторно-сладким. Потом, когда Александр Мережко вспоминал эти первые свои слабые вещи, сразу же ощущал и тот неулетучившийся из памяти с годами запах. Побродив по барахолке и купив еще кое-какие мелочи, Сашка вдруг увидел босоножки — заморские, на высоченном каблуке. Купил сразу, не раздумывая, и подарил их Ларисе.

Растерянная девушка долго отказывалась, но все же согласилась примерить. Босоножки оказались велики на нее, пришлось натолкать в носки пакли. А как преобразилась в них Лариса! И ростом стала выше, и будто взрослее. А ноги — никогда потом Саша не видел таких красивых ног! Смущенная, раскрасневшаяся, не очень уверенно передвигаясь по некрашеным доскам пола красного уголка, где они тайком остались после работы, Лариса говорила:

— Ну хорошо, поношу немножко, пока куплю себе, а потом продам и верну тебе деньги…

Вскоре к новым радостям ребят прибавилась еще одна. Вера, решив заняться, как она выразилась, «Илюшкиной культурой», потащила его в библиотеку. Они зашли в читальный зал и стали просматривать свежие газеты. Вера вдруг спросила взволнованно:

— Как звали Витькиного отца?

— Григорий.

— Точно?

— Точно.

— А отчество?

— Кажется, Иванович…

— Ой, неужели!? Нашелся!

— Кто? — не понял Илюшка.