«…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано В.Ф. Маркову (1953-1972)

Спор наш о футуризме высказывание Г. Иванова не очень облегчит, ведь говоря о футуризме как о своем начале, Г. И<ванов> имел в виду то, что он описал в «Петербургских зимах» («воспоминания» его я читал в рижском издании до войны, а «чеховских» не читал, говорят — одно и то же[93]); — т. е. просто 17 лет и примкнул всерьез к футуристам типа Северянина и Бурлюка, как раз: «Rayon de rayonne» — это скорее французский рецепт, «dadaisme» (от детской лошадки «dada»), игра пол ребенка, пол наивность — «где-то белые медведи», но ни они, ни верблюд ничего не спасли, и «брюки Иванова» тоже, а поэзия Иванова держится на «Розах» больше, чем на «Rayon». Самое название этого отдела — отделение искусственного шелка в магазинах: «район искусственного шелка». Между нами — для И<ванова> самый большой вопрос — лучше ли его новые стихи, чем «Розы», или нет? Он явно чувствует неблагополучие и безвыходность своей поэзии как поэт, как человек же — все-таки боится смотреть правде в глаза. Вот почему, чтобы разобраться по существу в И<ванове>, нужно знать три момента: 1) Юность, футуризм, потом акмеизм — не глубоко, и путь еще не найден, до «Садов» включительно Иванова-поэта еще нет, есть только талантливый стихотворец[94].2) Затем — вместо Гумилева, с его очень ограниченным кругом поэтических интересов, — Париж, влияние Гиппиус, молодой Адамович, блестяще разрушавший благополучие дореволюционных идеологий и поэтических credo, — в какой-то мере — «мера» для его друга — Иванова, борьба с Ходасевичем и «Розы» — рождение поэта-Иванова, его (инстинктивно угаданное скорее, чем понятое) ощущение трагедии современного человека, «после всего». А далее 3) — и в этом трагедия, — человеку-то этому дальше идти некуда, и до сих пор И<ванов> честно бьется, как прорвать эту пелену, как и куда прорваться? А если некуда (то, что еще в 30-х годах говорил ему Ходасевич) — тогда… вот Вам «Иванов 40 и 50-х гг.». Теперь — о другом. Я сложил Ваши возражения из всех писем вместе, получилась отповедь на 120 %, по всем пунктам, т<ак> что я, вздохнув и перечитав эту общую отповедь, подумал о всех моих грехах сразу. Но, м. б., самое неприятное — это указание на то, что с пошляком Забежинским я расправился слишком мягко и т. д. Но вообще— то наше «metier», «ремесло», часто бывает неприятным и — «многое написал бы иначе, если бы…».

Стихов Сирина я не люблю, у него формальный талант, внешний блеск, постоянно — слишком уж здорово, постоянно — он утомительно красуется этой способностью. Поэму, конечно, читал, вспоминаю, — и не люблю! Вспоминаются (куда большие масштабом) стихи А. Белого — и все— таки не поэт, а прозаик. И примитивная, наивная поэзия Бунина — тоже «стихи прозаика», кажется, нужно давать всякому поэту написать прозу и, если не может, выдавать звание поэта. А Лермонтов стал бы великим русским прозаиком, если бы жил. На слух — стихи Пушкина — только стихи, проза Пушкина… стихи Лермонтова — не совсем стихи, а проза — гениально хороша. Ходасевич, слушая подобные рассуждения, говорил: «У Пушкина — все гениально, а то, что Лермонтов стал бы прозаиком, данных нет утверждать».

Об «А<ндрее> Б<елом>» Мочульского я написал уже в «Н<овом> р<усском> с<лове»>[95]. М<очульского> я очень любил, был с ним долгие годы в большой дружбе, хотя не разделял его взглядов[96].

Мне очень жаль, что Вы не в Париже (особенно довоенном), т. к. чувствую в Вас и «темперамент бойца», и содержание, и духовность, и одаренность литературную. А вместо этого — у Вас все время «отрывки разговоров» в к<аком>-н<ибудь> мало читаемом журнале, вместо «Зеленой лампы», «Чисел» или «Последних новостей». Ах, какую можно было бы составить группу или журнал… Дело со съездом (на что я очень надеялся, главным образом в смысле встреч) что-то сейчас захромало, не уверен, что удастся, а жаль.

В материальном плане в «доме» хорошо. Иванов (который в «доме» на юге) старается перевестись к нам — не знаю, удастся ли. Поздравляю Вас с наступающим Праздником Св. Пасхи и желаю всего самого лучшего.

Ю. Терапиано

16

24 мая <19>55

Многоуважаемый Владимир Федорович,

До сих пор еще мы, «парижане», не получили 4-го выпуска «Опытов», поэтому я лишен возможности обсудить интересную статью Г. Адамовича[97]. Иваск пишет, что экземпляры будут посланы, спасибо и на этом.

Хотелось бы мне прочесть в печати и Вашу поэму еще раз, чтобы проверить свое впечатление.