Читаем «…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано В.Ф. Маркову (1953-1972) полностью

В «Возрождении» Ефимовский[122] занялся расправой даже с Тургеневым… Кроме того, в местной газете «Воскресенье России» воскрешаются времена Буренина. Почему из «Граней» исчезли имена Кленовского, Моршена, Елагина, Анстей и т. д.? Кашин[123], нынешний редактор «Граней», приезжал в Париж, наболтал, как мне рассказывали, много чепухи, нахамил кое-кому и отбыл. Оказалось, он не Ди-Пи (как думали по его описаниям майского парада в Москве), а эмигрант из Харькова, следовательно, все его советские сцены — литература. «Н<овый> ж<урнал>» тоже эволюционирует от Одарченко к Горской.

Что касается сведений о Мандельштаме, сообщенных мне Трубецким, я сам не очень верю в то, что М<андельштам> жив. Но Струве, по-моему, мог бы хотя бы частным образом дать больше подробностей. Он цитирует также стихотворение, напечатанное Маковским, якобы написанное М<андельштамом> в Сибири[124]. Маковский получил его здесь от одной особы, якобы сидевшей в одном лагере с М<андельштамом>в Сибири. Эта особа утверждала, что имеет еще другие стихотворения М<андельштама> — и вдруг отказалась их дать. Самое стихотворение, как мне кажется, может оказаться и подделкой, особа, его давшая, истеричка.

На днях начну читать «неизвестного М<андельштама>» — почти всю прозу — в первый раз, т. к. она не дошла уже до эмиграции. Открыл старые стихи — как будто вновь пережил: прежний петербургский воздух, не эмигрантский уровень, не современный «строй» и ритм. Все-таки замечательно: в Париже, в первый раз, «свежими глазами» иметь возможность прочесть Мандельштама.

Адамович для Вас и для Моршена — явление новое, Вы лучше можете воспринять его разговоры об эмигрантских писателях, чем мы, 30 лет слышащие их и давно уже привыкшие к блестящей, извилистой, неопределенной, без твердых очертаний, импрессионалистической критике Адамовича. Все очень хорошо, все — спорно, все нужно читать между строк! Мне кажется, похвала Сирина-поэта[125] — случайность, А<дамович> никогда не был в особенном восторге от его поэзии, уж хотя бы потому, что Сирин стремится к внешним эффектам, впрочем, помню, в какой-то своей статье[126] о стихах С<ирина> в «Н<овом> р<усском> с<лове>» А<дамович> многое у него хвалил. Значит, в последние годы (после войны) в отношении с<иринских> стихов «линия» Адамовича изменилась, обернулась другой стороной своего хамелеоновского цвета.

Из всех высказываний писателей о писателях мне больше всего нравится цветаевская манера — пусть эгоцентрическая, пусть пристрастная, но зато — как она видит их! За исключением Бунина и Штейгера, большинство высказываний А<дамовича> — скорее отписка, чем по существу то, что он думает. А Цветаева — знаете ли Вы ее поэмы, написанные в эмиграции: «Молодец», «Крысолов»[127] и др.? Часть из них была напечатана в журналах только — в «Верстах», в «Воле России». Жаль, что «И<здательст>во им. Чехова» не захотело издать предложенное ему собрание сочинений М. Цветаевой. Что Вы сейчас делаете, что написали? Где будут Ваши статьи и о чем? Прочел статью Гуля об Иванове[128]

(«Н<овый> ж<урнал>»), по поводу которой один писатель сказал: «Поэзия, вероятно, должна “быть глуповатой” но к критике это не относится». Так или иначе, Иванова сейчас хвалят и справа и слева; но как Вам нравятся его 11 стихотворений[129] в том же 42 № «Н<ового> ж<урнала>»?

«…Отвратительный вечный покой» — отвратителен!

Неужели Жернакова-Николаева так-таки прочла свой доклад «о египетском происхождении русского народа» и никто в уме не повредился? Очевидно, не только бумага, но и читательская публика в русской Америке «все терпит».

Крепко жму руку.

Ю. Терапиано


20


16. XII.55


Дорогой Владимир Федорович,

Почему-то до сих пор не получил «Грани» (хотя даю о них отзывы) — слышал о Вашей статье о Есенине[130], — жаль, что ничего сказать не могу. Почти все стихи Мандельштама не были для меня новостью, и часть прозы, но статьи — не дошли до нас совсем. Проза, кроме армянской, замечательна. Насколько «от Хлебникова» — где мне, непросвещенному эмигранту, судить! На днях говорил с Зайцевым, вспомнили Хлебникова: «кретин», «сумасшедший», «зачем с ним так носится Марков». — Очевидно, Вам нужно будет не только писать о Х<лебникове>, но и достать его произведения — и давать читать писателям…

Перейти на страницу:

Похожие книги

История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение
Андрей Белый. Между мифом и судьбой
Андрей Белый. Между мифом и судьбой

В своей новой книге, посвященной мифотворчеству Андрея Белого, Моника Спивак исследует его автобиографические практики и стратегии, начиная с первого выступления на литературной сцене и заканчивая отчаянными попытками сохранить при советской власти жизнь, лицо и место в литературе. Автор показывает Белого в своих духовных взлетах и мелких слабостях, как великого писателя и вместе с тем как смешного, часто нелепого человека, как символиста, антропософа и мистика, как лидера кружка аргонавтов, идеолога альманаха «Скифы» и разработчика концепции журнала «Записки мечтателей».Особое внимание в монографии уделено взаимоотношениям писателя с современниками, как творческим (В. Я. Брюсов, К. А. Бальмонт и др.), так и личным (Иванов-Разумник, П. П. Перцов, Э. К. Метнер), а также конструированию посмертного образа Андрея Белого в произведениях М. И. Цветаевой и О. Э. Мандельштама. Моника Спивак вписывает творчество Белого в литературный и общественно-политический контекст, подробно анализирует основные мифологемы и язык московских символистов начала 1900‐х, а также представляет новый взгляд на историю последнего символистского издательства «Алконост» (1918–1923), в работе которого Белый принимал активное участие.Моника Спивак — доктор филологических наук, заведующая отделом «Литературное наследие» Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН, заведующая Мемориальной квартирой Андрея Белого (филиал Государственного музея им. А. С. Пушкина).

Моника Львовна Спивак

Литературоведение