Захваченный описанием масштабной трагедии многих туземных народов, о судьбе которых не так давно не имел ни малейшего представления, я и не заметил, как рядом оказался Фёдор Павлович:
– Полдня и весь вечер просидел, только страницы шелестели, – засмеялся он, – что, так интересно?
– Очень! Сам не ожидал, что так зацепит!
– Да это ещё та зараза, уж я-то с ней знаком… А я со стороны наблюдаю за тобой и просто душа радуется.
Только сейчас я заметил, что наступила самая настоящая ночь:
– А сколько времени уже? – искренне удивился я.
– Да пора уж вам выдвигаться. Митрич и Алик вон, возле автобуса, ждут тебя.
– Возьмите, – я протянул книги Фёдору Павловичу, – и берегите их, как зеницу ока. Это одно из самых ценных сокровищ, что мы принесли с собой из нашего мира.
– Я знаю, – ответил спокойно он, и я понял, что пожилой переплётчик действительно осознавал значение тех предметов, что держал в руках. – Удачи тебе.
– Спасибо. Разделите ночь на равные части и держите не менее двух человек в карауле. Можно одного мужчину и одну женщину, главное, чтобы не спали.
– Хорошо.
Находясь по-прежнему под впечатлением от прочитанного, я направился к автобусу, возле которого маячили две почти неразличимые в полумраке человеческие фигуры. Подойдя поближе, я увидел, что Митрич и Алик тщательно приготовились к ночному дежурству, полностью перевоплотившись в первобытных жителей дикого мира. Каждый из них держал по паре заострённых длинных палок-копий, а Алик вооружился вдобавок ещё и дубинкой, отдалённо напоминавшей своей формой мою старую полинезийскую проверенную модель оружия ближнего боя.
– На то же место пойдём, Оеха? Туда, куда он приходил?
– Да, туда же, только пройдёмся немного подальше, на сотню метров вперёд. Давайте поужинаем и выдвигаемся.
После довольно сытного ужина, показавшегося мне пресным из-за отсутствия хлеба, соли и привычных приправ, наш маленький отряд, состоящий из меня, высокого Митрича и сухощавого подвижного Алика, собрался на самом краю отвоёванной у темноты светом костра поляны. Вооружённые копьями и дубинами, мы имели, наверное, очень воинственный вид, полностью соответствующий тяжёлой и трудной задаче. Мои бёдра прикрывала одна ветхая набёдренная повязка, тело ещё больше потемнело от пыли и засохшей крови, сквозь которую проступали многочисленные зловещие узоры. Митрич, похоже, подражая мне, разделся до пояса, показав всему миру удивительно белое тело и столь же, на удивление, волосатую грудь.
Ночь, между тем, покрыла своим тёмным покрывалом окружающую саванну. Свет от костра, одинокий и, скорее всего, единственный огонёк разума на этой дикой планете, как-то урывками, играясь с тенями, освещал лица моих спутников. Я не прочёл на них, к своему удовлетворению, ни тени страха или усталости.
– Пойдём, – повернулся я лицом к высокой траве. Спиной почувствовал многочисленные взгляды, смотрящих нам вслед, людей. Они верили и надеялись на нас. Мы не должны были их подвести, это я знал точно.
Через минуту, оставив позади лагерь, мы уже бодро шагали в темноте. Над головами сверкали яркие и далёкие звёзды, расположенные на небосводе совсем не так, как я привык их видеть. Ночной ветерок, пробегая по самой поверхности травяного моря, всё же, изредка, порывами, приносил прохладу, освежающую тело после дневного зноя. Со всех сторон постепенно стали появляться звуки, которые могли издавать только крупные насекомые. Изредка ветер приносил с собой отдалённые крики и рёв крупных ночных животных.
Казалось, даже жёсткие стебли высокой и неизвестной мне травы и ветки кустарников стали как-то мягче под воздействием прохладного ночного воздуха. Я продвигался по зарослям очень уверенно, больше не проверяя свой путь палкой на предмет наличия ядовитых змей, как раньше, чем порядком озадачил своих товарищей.
Митрич попытался что-то поворчать по поводу моей самоуверенности, но я ничего не ответил ему, в итоге замолчал и он.