В петле времени

Тема разводов невольно засела в мою голову. В нашем классе трое отцов ушли из семей, а в параллельном из семьи ушла мать. Тогда же, проходя мимо учительской, я случайно подслушал разговор. Две учительницы математики и один учитель химии спорили о правах женщин и мужчин. Имеет ли право мать уходить из семьи, и что это за мать в таком случае – так рассуждал один женский голос. Вторая учительница говорила о равных правах и о том, что ребёнок считается общим и, если уж отцам свойственно взваливать всё на женские плечи, почему бы и женщине, хоть одной женщине, не взвалить всё на мужские. Учитель химии только раз предложил всем чаю, а всё остальное время молчал. Правильно, я бы на его месте тоже молчал. Рассуждать о праве женщины в присутствии женщины можно только в выгодном для них ключе, а тут каждая занимала противоположную позицию, и не приведи господи встать на чью-либо сторону.

Я не знаю, почему думал об этом тогда, может, потому, что отец до сих пор молчал. Его острые скулы были неподвижны, губы поджаты, глаза читали невидимый текст, будто перебирая слова.

– Так о чём ты хотел поговорить? – спросил я.

– О сексе, – отрезал он.

Я поморщился.

– Ничего в этом такого нет, – сказал отец, – ты уже взрослый, тебе завтра пятнадцать. Я не хочу каких-либо проблем.

– И я не хочу, – сказал я.

– Ты знаешь, что нужно думать о защите.

Я кивал.

– Если тебе не хватает карманных денег, – он достал смятые купюры из кармана брюк и положил их передо мной, – думай о защите, – ещё раз повторил он и строго посмотрел на меня.

Я вздохнул. Я и близко не был к тому, от чего мне предстояло защищаться, совсем не был, ни на шаг. Прошло шесть лет после того разговора, когда мне пришлось последовать его совету. Тогда вокруг меня было много советчиков, это был колледж, третий курс, и я был единственный, кто слушал, как надо. Все другие защищались уже по нескольку лет.

– Я не об этом хотел поговорить, – начал я.

– А о чём? – удивился отец.

– Я не хочу быть врачом, я не смогу, – я говорил это шёпотом, уставившись в пол.

Отец тоже посмотрел на пол.

– Надо уже сменить этот ковёр, – сказал он.

– Я не смогу как ты.

– Хорошо, – сказал он и вздохнул. Он сложил руки домиком и уткнулся в них подбородком. Поджав губы, отец смотрел куда-то в окно.

– И кем ты хочешь стать? – спросил он после долгого молчания.

– Наверное, полицейским.

Он посмотрел на меня.

– Ты думаешь, это легче?

– Тогда, в больнице, отцу Конни было легче, чем тебе.

– Это не так. Раймонд переживал не меньше моего.

– Но её жизнь зависела от тебя, – я осёкся и сразу же пожалел, что так сказал. Я не обвинял его в смерти Лесли, а сказал так, будто обвинил.

– Не всё зависит от нас, Бенджи, не всё и не всегда.

Отец встал с кровати и поправил штаны.

– Завтра важный день, – сказал он, – ложись спать.

Он небрежно провёл рукой по моим волосам и потрепал по затылку.

29 глава

Через мутные стёкла прямоугольных фар на меня смотрели жёлтые огни. «Пежо» 1975 года выпуска тёмно-вишнёвого цвета стоял возле нашего гаража.

– Эта машина премиум-класса, – сказал отец, – её выпустили в том же году, – он улыбнулся и обнял меня, – в котором выпустили тебя.

Это была не просто машина, отец выбирал её для меня, неизвестно сколько он ещё держал её на стоянке, чтобы вот так под утро пригнать к дому. Четырёхдверный седан, почти трёхлитровый двигатель, сто сорок пять лошадиных сил. Я не верил, что это мне, да и кто бы поверил. На ней даже следов покраски не было. Я обходил машину со всех сторон: хромированные бампер, молдинги, зеркала, ручки блестели так, что в них можно было смотреться как в зеркало. Мне казалось, я опьянел, голова чуть кружилась, в глазах затуманилось.

– Дверь-то открой, – сказал отец, – сядь, примерься. Как тебе?

Как мне? Как могло быть мне… Мне было тогда так хорошо. Я, помню, посмотрел на него и не увидел даже.

– Ну ты даёшь, – сказал отец. – Ну ничего, – подошёл он ко мне, – когда тебе было четыре года, мы с мамой подарили тебе лошадь-качалку, ты вот точно так же ревел.

Нет, я ревел не так же, тогда я испугался этой лошади, а сейчас… хотя, может, он и прав, да, отец был прав, сейчас я тоже испугался, только чего-то другого, не машины, а того, что она несла, – взросления, уважения ко мне как ко взрослому… Я и представить не мог, как на меня посмотрят одноклассники, я боялся этого взгляда. Но больше всего я боялся отца, который почему-то верил в меня, он не купил мне тогда развалюху, а мог. Он верил, что я научусь и не попорчу краски, и от его веры становилось ещё страшнее.

– Садись-садись, прокатимся, – сказал отец.