В петле времени

Я очнулся в больнице от головной боли и подступающей тошноты. Возле постели стояла мать. Маленькая, низкая, я ничего не понимал. Она была на коленях. Она молилась.

Я что-то промычал. И она посмотрела на меня, но не как обычно, а как раньше, как пять лет назад. В её взгляде было столько боли, но это был её взгляд, осознанный, понимающий. Она проснулась. Как просыпаются от боли. Мать увидела, что и я проснулся, и обняла меня и стала целовать, вскочила, побежала звать доктора. А я ждал отца.

Морис посмотрел на миссис Ланье. Она сидела напротив и внимательно слушала, так внимательно и сочувственно, как никто ещё не слушал его.

– Я пришёл к отцу через десять дней. Он был похоронен на нашем кладбище, на окраине города, там хоронили всех, – он тяжело вздохнул. – Я убил своего отца, мадам.

– Нет, это не так.

– Так, я убил его. Мне нужно было ехать по своей полосе.

– Вы только сели за руль.

– Мне нужно было слушать его.

– Вы не виноваты.

– Он выкрутил руль и подставил себя.

– Он поступил как любой отец, он спас своего сына.

– Если бы не я, если бы вернуть всё назад.

Морис обхватил руками мокрую голову. Миссис Ланье приблизилась к нему.

– Закройте глаза, детектив.

Она говорила так тихо и монотонно, будто гипнотизируя.

Морис опять проваливался в прошлое, опять был в том дне.

– Давайте вернёмся в тот день, – говорила она. – Вы видите солнце, Бенджамин. Вы едете по дороге, справа кукурузное поле, солнце играет по листьям, оно где-то за ним, и чем ближе вы к солнцу, тем дальше оно от вас, вы не догоните его, оно не ослепит вас. Вы едете по своей полосе, Бенджамин…

Солнце опять слепило Мориса, руки опять взмокли от пота, обхватив кожаную оплётку руля. Рядом сидел отец.

– Вы едете по своей полосе, – продолжала миссис Ланье. – По какой полосе вы едете, Бенджамин?

– По своей, – сквозь забытьё ответил Морис.

– Вы едете по своей полосе, и солнце не слепит глаза. Оно ушло за кукурузное поле, за высокие листья, оно не мешает вам. Вам не мешает солнце, Бенджамин?

– Нет, не мешает.

– На дороге никого нет, вы едете по своей полосе, вы делаете всё правильно, Бенджамин. Это грузовик вышел на вашу полосу. Вы видите, как он едет по вашей полосе. Вы видите грузовик?

– Вижу.

– Водитель грузовика вышел на вашу полосу. Вы ни в чём не виноваты. В чём вы виноваты, Бенджамин?

– Ни в чём, – ответил Морис.

– На счёт три вы откроете глаза.

30 глава

Окружная тюрьма. Штат Орегон

– Моё мнение вы знаете…

– Все знают ваше мнение.

– Я считаю это недопустимым.

– Вы консерватор, мистер Льюис, для вас всё недопустимо.

– Я психотерапевт.

– Мистер Ли тоже психотерапевт…

– Прошу прощения, я психиатр.

– Прошу прощения, мистер Ли.

– Ничего страшного. И в том, чего вы опасаетесь, мистер Льюис, тоже ничего страшного нет.

– Я так не считаю, мистер Ли.

– Вы думаете, нам следует приостановить эксперимент?

– Я думаю, нужно больше времени.

– Пяти лет вам недостаточно?

– Больше времени с испытуемым.

– Он вполне адекватен.

– Я так не думаю, мистер Тёрк.

– Мы знаем, что вы думаете, у нас приказ.

– Мы знаем, генерал, всё идёт по плану.

– У нас всё-таки независимая комиссия…

– Вы верите в независимость, мистер Льюис?

– Консерваторы во что только не верят.

– Я психотерапевт.

– Нас большинство.

– У человека есть права.

– Мы разве идём против его прав? Генерал, мы идём против прав осуждённого?

– Никак нет, господа. Любой гражданин нашей страны имеет право участвовать в любых медицинских экспериментах, по собственному желанию.

– Я бы поспорил, эксперимент не совсем медицинский.

– Сути это не меняет.

– Это меняет всё.

– Берегите нервы, мистер Льюис.

– Но что-то может пойти не так.

– Доктор, может, вы что-нибудь скажете, вы всё-таки физик.

– Всё должно пройти хорошо.

– Видите, Льюис, господин Ланье говорит, что всё должно пройти хорошо.

– Конечно, говорит, это же его эксперимент.

– Он работал над ним пять лет. Мы все над ним работали.

– Я думаю, мы все озабочены одной целью.

– Конечно, генерал.

– В конце концов, он смертник.

– Это не умаляет его прав.

– Конечно, не умаляет.

– Успокойтесь, господа, всё должно пройти хорошо.

– Спасибо, мистер Ланье.

– Так, тихо, он идёт.

Джейкоб жмурился от света. Эта комната, в которую его доставляли три раза в неделю последние два месяца, находилась в единственном корпусе, не предназначенном для заключённых. Окна здесь не ограждались решётками, они были большими, почти до самого потолка, и потому легко пропускали лучи бесконечно белого солнца. Они, тёплые и прозрачные, в какой-то дымчатой поволоке, легко скользили по стенам, по полу, по лицам присутствующих. Здесь было несколько лиц. Они сидели за длинным столом, двое из них были в белых халатах на голубые рубашки, один в военной форме с массой орденов, ещё двое в нелепых свитерах, такие носят ботаники, один из них точно был таким, это учёный, кажется физик. Он почти ничего не спрашивал, только причмокивал ластик карандаша, второй был поживее, он всегда косился на лысого в очках.