В погоне за ветром (СИ)

— Ты смелая только на словах. Не хочешь проверить на деле? — процедила Сирокко и открыто посмотрела в красивые глаза своей противницы.

— Достаточно, — сбоку неслышно подошла Цикута и грозно посмотрела сначала на Эхеверию, потом на свою дочь.

Сирокко поджала губы, однако ничего не ответила. Она знала, что сейчас с матерью лучше не спорить. Однажды она отплатит всем сполна, но сначала вырастет и уйдёт отсюда. Может быть, даже заберёт с собой родителей и братьев. Сирокко молча развернулась и последовала за Цикутой, которая, скорее всего, сейчас была в тихой ярости.

Ещё бы: её малышей, а в особенности нелюдимую Сирокко, травили другие дети за то, что они другие. И если Хамсин не держал на них зла и даже имел друзей, то Сирокко явно их всех ненавидела. Кто знает, на что она способна в гневе. В таком состоянии стихия господствовала над разумом человека и диктовала свои условия.

— Милая, ты пойми, что это родители наставляют их так к тебе относиться, — она попыталась как-то оправдать Эхеверию, однако это получалось с трудом. — Они же дети, не понимают, что делают.

— Всё они понимают, — процедила Сирокко, держась на расстоянии от матери. Было видно, что она злиться на неё за прерванную перебранку. — Я сама могу за себя постоять, мама. Мне не нужна твоя помощь.

— Я знаю, — кивнула Цикута. — Именно поэтому я и приняла участие в вашей потасовке.

Сирокко закатила глаза. Раз её мама больше переживает за благополучие этой мерзкой выскочки Эхеверии, то так тому и бывать. Видимо, общество уже навязало ей своё мнение, и теперь Сирокко потеряет ещё одного понимающего человека.

Как ни странно, ей было плевать. Даже если она останется одна против всего мира, она пойдёт вперёд несмотря ни на что. Никто и никогда не сможет её остановить. В этом вся суть ветра — свобода, решимость и безрассудная смелость. В этом и вся суть Сирокко. Ветру не нужны друзья и семья, не нужно ничего, кроме пространства.

Налетел горячий ветер, и Цикута с тревогой покосилась на дочь. С годами та становилась только сильнее, и это не могло не пугать её. Сколько она не говорила дочери, что если та продолжит танцевать, то никогда не избавится от проклятия, всё шло впустую. У Сирокко на всё был один ответ: «Я не могу не танцевать. Я боюсь остаться одна». Цикута не понимала смысла этих слов, однако предпочитала не тревожить дочь. Несколько раз девочка пыталась объяснить матери, что она чувствует во время танца и как слышит ветер, однако это не увенчалось успехом. Так же, как эмоции не описать словами, нельзя объяснить своих ощущений.

Сирокко принципиально не смотрела на мать. Они уже прошли тот период, когда Цикута пыталась объяснить своим маленьким детям, почему от своих способностей нужно избавиться. Что тогда, два года назад, что сейчас, Сирокко всё равно этого не понимала. Как не понимал этого и Хамсин. Зачем давить в себе то, что дано от природы?

— Сирокко, — вдруг ласково заговорила Цикута. — Я понимаю, что не могу тебя удержать от взаимодействия. Но я попрошу тебя вот о чем: не делать этого до того, как ты подрастешь. Может быть, когда тебе исполнится восемнадцать или девятнадцать, ты сможешь разбираться в… жизни чуть лучше, чем сейчас. Ты увидишь свою жизненную цель и будешь к ней стремиться.

Сирокко ничего не ответила. Слова матери казались ей полной глупостью. Как можно разбираться в жизни лучше? Ведь она разбирается и сейчас. Все понимает, осознает. Неужели через несколько лет её мировоззрение настолько сильно изменится? Это вряд ли, конечно.

— Помнишь, когда ты была совсем маленькой, я рассказывала тебе сказки о чудовищах, которые жили в темном ледяном мире?

Сирокко, конечно, помнила эти сказки. Они были такими живыми, такими реальными…

— Так вот эти сказки были про реальных людей, которые потеряли свою человеческую сущность, — вздохнула Цикута. — Они выбрали путь стихии и полностью растворились в нем. Нельзя одновременно усидеть на двух стульях, и однажды тебе придётся сделать выбор между людьми и стихией.

— Если это так, то я выберу стихию, — процедила Сирокко. — Люди не заслуживают того, чтобы отказаться от возможности жить без них.

— Ты не сможешь существовать без общества, — покачала головой Цикута. — Если не захочешь жить среди людей, тебе придётся жить среди чудовищ.

— А люди не чудовища? — парировала Сирокко. Цикута несколько секунд изумленно смотрела на дочь, не находя слов. — Пойду, поищу брата, — буркнула Сирокко, и, не дожидаясь возражений матери, свернула в соседний переулок.

Она ненавидела, когда Цикута вот так прерывала её попытки постоять за себя своими глупыми нотациями. Из-за этого её только сильнее дразнили. Чувство собственной беспомощности злило Сирокко, она хотела — и не могла — выйти из этого замкнутого круга.

— Снова пыталась подраться? — из раздумий её вывел насмешливый голос брата.

Сирокко покрутила головой и обнаружила Хамсина сидящим на заборе. Он весело болтал ногами и выглядел счастливым.

— Она считает, что безопасность Эхеверии важнее моего чувства собственного достоинства.