Глава 22
Генрих лежал в каких-то зарослях и смотрел на небо, которое висело, и на звезды, которые не горели. Он мог бы заплакать и сдаться. Но не стал. Он представил себе Чечню - или это все-таки была Ингушетия - и решил вспомнить себя тем, на много лет моложе. И хотя бы на время стать им. Генрих хотел настроиться на старого боевого товарища, увидеть его, войти в его сознание...
...Мелькнуло мужское лицо, искаженное злостью и досадой, сухое, жестокое и неприятное, потом лицо Екатерины, оскаленное, торжественное, полное какого-то безумного веселья, потом лицо подростка, чистое и холодное.
Данзас сначала не понял, что это за калейдоскоп лиц перед ним, а потом догадался - он все-таки сумел ментально настроиться на беглецов. Сумел! Сумел!...
Его окружала непроглядная тьма - черные дома, черные деревья, черная безлунная ночь. Однако через какое-то время Генрих различил вдалеке крохотную белую точку, которая стремительно приближалась. Спустя десяток секунд он различал уже человеческую фигуру, полностью белую, снежную, ослепляющую... И вот перед ним предстал, улыбаясь, седой лысоватый, морщинистый старик. Черты его крупного лица его показались Данзасу знакомыми.
Да, это был его постаревший фронтовой товарищ, старик Евгений Неверов. Он смотрел Генриху в глаза, улыбался и говорил мягко: "Мы возьмем жизнь для себя. Мы должны жить. Мы не должны умирать. Мы вечны. Мы единственные. Мы избранные. Мы возьмем жизнь для себя".
После этого Генрих неожиданно увидел бурое, скользкое, истерично бьющееся сердце в разверзнутой груди, желтый, студенисто трепещущий мозг на кровавом осколке черепа, шевелящийся, закручивающийся, будто половинка разрубленного дождевого червя, морщинистый член в траве..., и едва сдержал крик.
"Ну куда ты делся, мать твою, Жека?! Я не вижу никакого знака, указывающего на твое местонахождение. Говорю, никакого. Мать твою, Жека!..." Данзас открыл глаза и усилием воли ушел из головы Неверова, во всяком случае, он так думал. Так. Теперь на очереди Екатерина. Может быть, она поможет в поисках. Он вспомнил ее простоватое лицо. Ее бесстрастные глаза. Данзас сосредоточился на глазах и нырнул в них.
Снова так разболелась нога...
Генрих вынул из кармана джинсов складной перочинный ножик, раскрыл его, разрезал джинсы в том месте, где была рана, наклонился и попробовал осмотреть ее. Темно, хоть глаз выколи. Тогда он старательно прощупал рану. Кость не задета, и то хорошо. Данзас отрезал кусок материи от нижней части майки и перетянул ею ногу чуть выше раны.
Задыхаясь, он откинулся на спину, на теплую летнюю землю. Невесело усмехнулся, мимоходом подумав о том, что сегодняшняя пуля попала неподалеку от места одного боевого ранения Данзаса − того самого, после которого именно Неверов перелил ему некоторую часть своей крови в госпитале. Но сейчас не время было об этом размышлять. Явно не время.
Генрих вздрогнул, услышав голоса неподалеку. Он ждал, конечно, что скоро сюда придут люди, и знал, что это будут эсбэушники или иные представители власти. Но все равно вздрогнул, когда они стали прочесывать близлежащую к даче территорию.
Сильные лучи фонариков скользили по земле, по деревьям и по ногам самих "камуфляжников".
Даанзас перекатился под кусты - то ли помидоров, то ли другой сельскохозяйственной культуры. Там, в густоте ветвей и листьев, его могли и не заметить. Вполне могли.
Вот двое из "камуфляжников" остановились. Метрах в десяти-пятнадцати от затихшего, превратившегося в камень. Осветили фонариками свои лица. Данзас увидел шевроны эсбэушников. До него долетели их голоса. Он увидел, как шевелятся их губы, что-то бубнящие в рации. Но он не смог разобрать ни единого слова.
Генрих очень, очень хотел этого... Ничего не получилось. Ничего и все. Эти бойцы был ему недоступны. Или я так ослабел, подумал Данзас.
А бойцы тем временем ушли и не оставили никаких следов пребывания. Не оставили ни единого звука, ни запаха. Даже белые фонарные лучики исчезли, так же внезапно, как и появились. В сущности, они действовали верно, поскольку таких бойцов как я, самодовольно подумал Генрих, нахрапом, напором, излишними эффектами и шумом не возьмешь. С такими опытными воинами надо было действовать именно так, как они и действовали - тихо, точно, осторожно, перепроверяясь, не поддаваясь эмоциям, улыбнулся своим мыслям Данзас.
"Тем не менее меня они не нашли только по чистой случайности. Они обязаны были найти меня - там, под раскидистым кустом смородины или крыжовника, неважно. Но им помешало отсутствие собак. Или мое мастерство прятания". Генрих тихо засмеялся. Сейчас ему под густыми кустами было спокойно, уютно и тепло. Он мог бы даже уснуть сейчас, скованный нервной усталостью и успокоенный теплом. Генриху казалось сейчас, что и нога-то у него перестала болеть. А точно, перестала.
Генрих вздохнул глубоко и удовлетворенно, радостно улыбаясь, а потом... рывком... и рывком, приложив все силы, которые мог, оторвался от земли, встал сначала на колено, а потом и поднялся полностью.