В поисках короля

Замок Дранкервиль находился в очень удачном месте. Многочисленные пещеры, служившие путникам приютом, объяснялись каменистой почвой. Сколько лет крестьяне возделывали эту землю, но каждый раз увозили с полей по телеге камней. Да и сама очищенная почва была серой и неплодородной. Люди удобряли ее перегноем и золой жесткой травы, растущей здесь в изобилии, но в благодарность она еле-еле родила. Зато дома, даже у распоследних бедняков, были каменными, а уж тем более замок и две защитных стены. За этими стенами мир словно менялся. Мягкая зеленая травка росла на черной жирной почве. Высокие лиственные деревья образовывали тенистую рощу с ручьями и птицами. В ручьях было полно рыбы, и слуги прикармливали ее, чтобы было чем кормиться самим в голодные годы. На полях даже росли хлебные злаки. Лорд продавал еду собственным крестьянам, и они все были ему должны. Долги предавались из поколение в поколение, и истощенные люди не могли покинуть жестокий край. Беглецов ловили и наказывали отсечением любой конечности на выбор. Иногда доведенные до отчаяния голодом и лишениями люди выбирали голову. Ко всему прочему, замок стоял сильно в стороне от остальных, и не мог похвастаться ничем таким, чем можно было бы обмениваться и торговать. Новых лиц здесь не видали годами, и род крестьян вырождался из-за кровосмесительных браков.

Рут даже не надеялась взять замок штурмом, поэтому велела осадить его и держать осаду хоть несколько лет, пока в Дранкервиле не сдохнет последний усатый жук. Крестьяне осады почти не заметили, не смея разогнуть спин от полей и втайне желая лорду загнуться от голода. Злая Рут отправила тысячников завоевывать оставшиеся замки, а сама осталась в Дранкервиле, предчувствуя, что скучающие варвары скоро начнут убивать крестьян, не думая, что некому станет обеспечивать войско едой, насиловать крестьянок и, самое страшное, дезертировать от безделья. Не успела Тринидад как следует навоображать, как и каким образом к ней начнет приставать не менее скучающий Хольт, как к ней явился очень смущенный дозорный. То, что он пришел сам, а не передал сообщение через сотника, а потом тысячника, заслуживало внимания, поэтому Рут кликнула Хольта, чтобы посоветовал, если что, и внимательно выслушала сбивающийся рассказ.

Дозоры никогда не приближались к крестьянским домикам и полям, предпочитая бесшумно передвигаться по лесу и наблюдать издали за малоинтересной и однообразной работой «земляных червей». Поэтому крестьяне нашли дозоры сами. Точнее крестьянки. Варвары не привыкли, чтобы кто-то гонялся за ними по лесу, да еще с таким шумом, поэтому несколько растерялись и тихо отступили. Но женщины, к их удивлению, стали кричать и звать дикарей. На резонный вопрос волосатых вооруженных мужчин, чего им, собственно, надо, женщины захихикали, смутились, и ответили, что пока грязные дикари не начали насильничать, убивать мужчин и губить и так скудный урожай, лучше все будет добровольно и по обоюдному согласию. Обоюдным согласие отнюдь не было: вид тощих, изможденных и рано состарившихся женщин варваров не вдохновлял. Успокоив крестьянок, что насильничать они будут только в самом крайнем случае, а их мужчины того и гляди сами сдохнут, не выдержав давления воздуха на хилые плечи, варвары поспешили ретироваться.

В следующий раз явившиеся женщины были моложе, красивее и одеты в лучшие наряды. Недоумевающие дозорные попытались отбиваться, но природа взяла свое, хоть разум упорно твердил, что это может быть хитрый отвлекающий маневр. Однако ничего не случилось, и наутро женщины ушли. А потом явились другие женщины. Оказалось, что остальные дозорные отряды подвергаются похожим нападениям. Крестьянкам не было дела до судеб королевства и войны. Женщины, чьи мужчины утрачивали способность ложиться с женой едва ли не на третий год брака, хотели детей. Крепких здоровых детей от крепких здоровых мужчин, которым можно будет петь у колыбели, которые будут кричать громко, а не тех поголовно умирающих заморышей, которых уже даже не жалели, заранее зная, что рожденное дитя будет неспособно к жизни.

— Не будем мы их воевать. — Покраснев, закончил дозорный. — Они хоть и страшные, как демонская задница, а рука не поднимается!

— Зато все остальное, я смотрю, поднимается. — Холодно заметила Рут.

— И что с ними делать? — Деловито спросил Хольт, внутренне задыхаясь от хохота.

— Во-первых, по десять плетей всему отряду, десятнику пятнадцать, сотнику пять. Бабы бабами, а ведь это действительно мог быть отвлекающий маневр. Во-вторых, приведите мне одну из этих женщин.

Когда суровый варвар привел Тринидад испуганную молодку, Рут долго ее разглядывала. У женщины было белое одутловатое лицо, неровные пальцы с узловатыми суставами, кривые ноги и кривые зубы. На руке чуть постукивали друг об друга деревянные браслеты: семь выкидышей, три мертвых ребенка, один еще живой. Хольт брезгливо скривился и передернул плечами, по его мнению, добровольно залезть на такое можно было только в состоянии дичайшего опьянения.

— У тебя есть ребенок. — Тихо сказала ей Рут. — Мальчик? Как он?