В поисках мистического Египта

Дни проходили приятно, когда я утолял свою вечную жажду к исследованиям в области тайных мыслей и духовных чаяний исчезнувшего фиванского мира. Я также близко познакомился – и в некоторых случаях даже подружился – с этими спокойными величественными богами и серьезными, поглощенными заботами смертными, которые им поклонялись, как и с современными жителями города, построенного на месте Фив, – Луксора. Я заметил, что в некоторых из этих гробниц остались нематериальные свидетельства того, что некогда великий народ, к сожалению, склонился к колдовству.

Во время одной из таких экспедиций я встретил человека, беседы с которым я не решался описать в данных главах. На это было две причины. Во-первых, я не мог подтвердить собственными исследованиями выводы, проистекавшие из некоторых его утверждений. А во-вторых, эти утверждения могли либо удивить наш прозаичный век, либо, что более вероятно, вызвать заслуженные насмешки над ним и, соответственно, надо мной за то, что я посчитал подобные выдумки заслуживающими упоминания. Однако я взвесил все за и против, и чаша весов с доводами за оказалась немного тяжелее. Более того, сам этот человек желал и желает, чтобы я опубликовал эти сведения. Кажется, он считал, что для нашей эпохи они значат больше, чем с высоты своего опыта мог оценить я сам.

Я провел целый день в исследованиях в царских гробницах, отправившись в путь вскоре после рассвета и продолжив работать до второй половины дня. Чтобы добраться до дома быстрее, я поехал по тропе, которая шла по Ливийским горам и спускалась вниз близ уникального террасированного скального храма Дейр аль-Бахри, избегая путем трудного подъема значительно более длинного окольного пути по древней дороге вокруг этих гор.

Здесь ослик, который так разочаровал меня в первый раз, но к которому я постепенно привык и на самом деле почти полюбил, продемонстрировал свои истинные достоинства, уверенно взбираясь по крутому склону вдоль пропасти. Некогда обруганное животное осторожно ставило копыта среди ненадежных обломков осыпающихся и крошащихся камней, усеивающих наш путь. Я не пытался управлять ослом, в этом не было необходимости, поскольку его безошибочный инстинкт лучше меня знал, куда направить его ноги. Это создание было выше, чем его собратья в Англии, и по размеру походило на небольшого мула. Оно действительно оказалось довольно сильным. Все выше и выше взбирались мы по скале, чья вершина возвышалась над всем горным хребтом, а жестокое солнце безжалостно жгло нас обоих.

На тропе нам попались длинные участки и несколько опасных поворотов, где я был вынужден спешиваться и позволять ослу какое-то время двигаться передо мной, чтобы не перетрудить его. Когда животное приблизилось к концу опасного ущелья, я сунул ноги в стремена, чтобы не свалиться. Добравшись до вершины, я соскользнул со спины тяжело дышащего осла и дал ему отдохнуть. С высоты в две тысячи футов (610 м) смотрел я на великолепный вид, открывавшийся внизу. Вершина доминировала над всем вокруг: и над горами, и над долиной. Между желтой пустыней и яркой зеленью возделываемых земель существовал разительный контраст. Эта мирная картина принесла мне чувство духовного успокоения. Чудесное место для того, чтобы войти в контакт с Природой! Вокруг царила тишина, и я не мог противиться чувству, что избавился от всех пут мира, лежащего внизу.

Я повернулся, сделал несколько шагов и заметил незнакомца.

Он сидел скрестив ноги на низком камне, который был накрыт тканью. На голове у него был тюрбан, из-под белых складок которого вились длинные цвета воронова крыла волосы, тронутые сединой. Незнакомец не шелохнулся. Казалось, он пристально разглядывает величественную картину, которую Природа развернула у наших ног. Это был мужчина небольшого роста, с маленькими ногами, в опрятном темно-сером одеянии, у которого был очень высокий вырез. Несмотря на остроконечную бороду, он производил впечатление человека лет сорока. Я не видел его глаз, пока он, наконец, не повернул ко мне голову. Встретив его пристальный взгляд, я испытал неописуемое ощущение, что нахожусь в обществе весьма необычного человека. Я чувствовал, что эта встреча запечатлеется в моей памяти навеки.

На этом поразительном лице самыми удивительными были глаза: большие, красивые и блестящие, белки которых были настолько чистыми, что придавали почти сверхъестественную глубину черным как смоль зрачкам.

В молчании смотрели мы друг на друга целых две минуты. В лице этого человека было столько достоинства и величия, что мне казалось почти грубостью обратиться к нему первым. Увы! Я никогда не вспомню, каковы были его первые слова, с которыми он обратился ко мне, ибо мой разум как будто затуманился прежде, чем он заговорил. Какая-то тайная железа скрытого ясновидения в моей голове внезапно пришла в действие. Я увидел, как впереди на уровне чуть выше моей головы быстро вращается светящееся колесо. С его поворотами исчезали мои физические узы, и я вошел в некоторое сверхъестественное состояние сознания.

Достаточно сказать, что этот человек обратился ко мне, когда видение вращающегося колеса исчезло. Мой разум вернулся в нормальное состояние, и я осознал, что стою на вершине самой высокой фиванской горы, а вокруг меня расстилается великолепная картина.

Нарушив молчание, я произнес по-арабски:

– Доброе утро!

Он тут же ответил, заговорив на великолепном английском. Закрыв глаза, я мог бы представить, что мне отвечает какой-то англичанин, выпускник колледжа, а не житель Востока в длинном одеянии.

Прежде чем я смог придумать, в какую форму облечь вступительные слова, я неожиданно выпалил, как будто меня заставила некая внутренняя сила:

– Сэр, я уверен, что вы поймете то необычное переживание, которое я только что испытал, стоя рядом с вами.

Я описал незнакомцу свое неожиданное видение. Он задумчиво посмотрел на меня, а затем кивнул.

– Пойму, – спокойно сказал он.

– Я чувствителен к обстановке, и тот факт, что это случилось, когда вы вошли со мной в контакт, заставляет меня думать, что вы обладаете необычной силой, – продолжил я.

Его глаза снова внимательно изучили мое лицо. Помолчав, он произнес:

– Я хотел, чтобы ты испытал это. Я желал, чтобы оно безмолвно доставило тебе определенное послание. И оно это сделало!

– То есть…

– Чтобы ты узнал орден, членом которого я являюсь.

И это было правдой. Я видел в этом человеке все знаки и символы, отличавшие факира или йога, который достиг высшей ступени. Даже если забыть о моем необычном переживании, мне стоило лишь посмотреть ему в глаза, чтобы интуитивно получить подтверждение.

Наибольшее внимание привлекали размер и вид его глаз, вызывавших восхищение. Они были большими и блестящими, властными и повелительными и удивительно неподвижными, когда он смотрел на меня. Пока я разговаривал с ним, у меня возникло непреодолимое ощущение, что эти глаза обладают двойной силой: одновременно проникающей и гипнотической. Они читали в моей душе, а затем правили ею; они извлекали из моего разума какие-то секреты и заставляли меня не сопротивляться ему.

– Действительно, неожиданное удовольствие! – воскликнул я. – Удивительно, что единственным, кого я встретил в этом диком пустынном месте, должен был стать кто-то из вашего ордена.

– Ты так думаешь? – спросил он. – А я не удивлен. Пробил час этой встречи. То, что ты сейчас беседуешь со мной, не просто случайность. Говорю тебе, высшая сила, а не случайность сначала предопределила, а затем устроила нашу встречу.

Я слушал его с волнением, полным предчувствий. Мои мысли метались в попытке оценить ситуацию, тогда как мои чувства, как и следовало ожидать, пришли в благоговение, которое всегда вызывали во мне люди, обладающие духовными знаниями.

Он продолжил рассказывать мне, как пути людей пересекаются по приказу невидимых сил и как кажущиеся совпадения могут быть заранее подготовленными связями в цепи причин, которым суждено привести к определенным последствиям. Незнакомец поведал мне и о других вещах, спокойно, без малейшего тщеславия называя себя адептом и просто констатируя этот факт.

– Я предпочитаю это слово всем остальным. Оно было достаточно хорошо для древних, включая и египтян, и вполне подходит мне. В те дни адепта знали, а его положение принимали; ныне же он практически неизвестен, и сам факт его существования насмешливо оспаривается. Но колесо повернется, и ваш век вынужден будет признать, что закон духовного развития работает всегда, неизбежно создавая тех, кто свободно может действовать в качестве духовных существ, а не только физических.

Я чувствовал, что он говорит мне правду. Он действительно являлся одним из тех загадочных людей, о которых часто упоминает восточная традиция, – адептов, входящих в советы богов и знающих сокровенные духовные тайны, которые никогда не сможет узнать обычный человек.

Они предпочитают трудиться в тишине и тайне, чтобы им не мешал не понимающий их мир. Если же необходимо было найти средство передачи чего-то обществу, они нередко посылали своих учеников, которые становятся мишенями для критики несведущих и ядовитых стрел злых людей.

Другой человек говорил мне, что может обмениваться мыслями с другими адептами по собственному желанию и на любом расстоянии. Он сообщил, что адепт может на время использовать чужое тело – обычно принадлежащее ученику – при помощи процесса, который формально называется «затемнением». Во время него адепт переносит свою душу в иное тело, обладатель которого чувствителен и послушен, готов к этому и желает этого.

– Я ждал тебя здесь, – заметил незнакомец с легкой улыбкой. – Ты писатель. Существует послание, которое нужно передать миру. Запиши то, что я передам тебе, ибо это важно. Наша сегодняшняя встреча всего лишь предварительная, мистер Пол Брайтон!

Вздрогнув, я отпрянул. Как он узнал мое имя? Хотя, конечно, адепты славятся своими необычными способностями к чтению мыслей даже на большом расстоянии.

– Могу ли и я узнать ваше имя? – решился спросить я.

Он скривил губы и перевел взгляд на раскинувшийся внизу пейзаж. Я смотрел на его благородное лицо и ждал ответа.

– Да, можешь, – наконец ответил он. – Но эта информация только для тебя, а не для твоего сочинения.

Я не хочу, чтобы узнали, кто я. Зови меня Ра-Мак-Хотеп. Да, это древнеегипетское имя, и ваши египтологи, несомненно, предложат прекрасный буквальный перевод каждого слова, но для меня это означает лишь одно – «в покое». Египет не является моим домом. Сегодня мой дом – это весь мир. Азия, Африка, Европа и Америка – я знаю все эти земли и прохожу по ним. Лишь телесно я житель Востока, ибо в разуме своем я не принадлежу ни к одной стране, а в сердце своем принадлежу лишь Покою.

Он говорил очень быстро, убедительно и с жаром, хотя было понятно, что он полностью контролирует все свои чувства.

Мы больше часа говорили с ним о духовных предметах, сидя на вершине горы. Солнце по-прежнему слепило глаза, а его жаркие лучи жгли кожу. Однако я не обращал на это внимания, увлекшись разговором с этим человеком и его личностью. Он многое рассказал мне о мире и обо мне самом. Он дал мне четкие указания и особые упражнения в связи с моими усилиями достичь степени духовного равновесия и просвещенности, которая была выше достигнутой до сих пор. Он говорил откровенно и серьезно, даже сурово о каких-то препятствиях на моем пути, возникших из-за моих собственных ошибок. Наконец, он назначил мне встречу на следующий день близ римского алтаря, находящегося внутри колоннады Луксорского храма на берегу Нила.

Не вставая с камня, он попрощался со мной, извинившись, что не продолжает разговор, так как очень занят и в данную минуту ему надо многое сделать.

Я покинул своего собеседника с сожалением, с неохотой уйдя от человека, разговор с которым был таким оригинальным и притягательным, а личность настолько вдохновляющей и воодушевляющей.

Спуск с горы был крутым и трудным, я шел пешком по камням, ведя осла за уздечку. Когда мы достигли подножия, я вскочил в седло и бросил последний взгляд на далекую удивительную вершину.

Ра-Мак-Хотеп даже не тронулся с места. Он явно до сих пор сидел скрестив ноги на этой голой горе.

Что он мог делать там, чтобы быть «очень занятым», сидя неподвижно, словно статуя? Был ли он еще там, когда тени сумерек сгустились на розовых террасах Ливийских гор?