В полдень, у ратуши...

Он объявился неожиданно. Позвонил мне прямо домой как-то поздно вечером, когда по телевидению передавали обозрение новостей — «тагесшау». «Меня зовут Семи Мэдге, — представился он. — Я из ОЛПН. Мне нужна ваша помощь. В подвале бывшего гестапо на Апельхофплац мы обнаружили надписи, оставленные борцами Сопротивления. Через неделю мы устраиваем международную пресс-конференцию, и я хотел просить вас помочь перевести на немецкий надписи, сделанные по-русски. Их очень много. Фотографии я принесу с собой…»

Семи Мэдге оказался молодым человеком, по профессии фотографом. В отличие от Александра Гёба, который собирает материалы о жертвах нацистского террора, Мэдге и его товарищей интересуют еще и сами преступники. На его счету свыше 30 выявленных эсэсовских палачей, в том числе бывший начальник 1-го комиссариата СС в Кёльне Теодор Липе. Не так давно в здании кёльнского суда закончился процесс по делу нацистских палачей — Лишки, Хагена и Хайнрихсона, которые еще в 1954 году были осуждены парижским судом. И тем не менее все эти годы они спокойно, ни от кого не прячась, жили в ФРГ. «Не хватало» доказательств и улик. Их окончательное изобличение во многом личная заслуга Мэдге.

«От тюрьмы и казни, — рассказал Семи, — преступную троицу спасало некое «юридическое затруднение». С одной стороны, юстиция ФРГ якобы не имела права преследовать тех, кто уже осужден в других странах. Однако передать их в эти «другие страны» (в данном случае во Францию) для исполнения приговора не позволяла статья 16 конституции. С точки зрения здравого смысла это циничная казуистика. Но именно она и помогала трем эсэсовским головорезам, осужденным французским судом, разгуливать на свободе.

Не подумайте, что нам пришлось преодолеть только этот юридический барьер. Сошлюсь на личный опыт общения с нашими стражами закона. Им с самого начала было известно, что я сотрудничаю с ОЛПН. Я этого не скрывал. И вот однажды я заметил, что за мной повадились бродить «хвосты». Слежка велась в открытую, наверное, в расчете испугать меня. В один прекрасный день, когда я снимал карнавальное шествие по заданию газеты «Кельнер фольксблатт», на меня набросились несколько агентов в штатском и доставили в 14-й комиссариат, то есть в политическую полицию. «Наконец-то ты попался, — сказали мне там, — теперь насидишься за шпионаж». Чушь, конечно. Через два дня меня отпустили. Но в мое отсутствие у меня дома произвели обыск, перевернули все вверх дном.

В покое меня так и не оставили. Несколько раз вызывали в ведомство по охране конституции. Поводом для допроса использовали тот факт, что два брата моей жены, финны по национальности, работали в Советском Союзе по контракту.

В 1974 году мы обратились к французским антифашистам с просьбой предоставить нам материалы парижского процесса 1954 года. Я съездил во Францию и вернулся оттуда с целым чемоданом документов, изобличающих преступления Хагена, Лишки и Хайирихсона. Первые два были приговорены к пожизненному заключению, а третий — к смертной казни. Еще в Аахене, на погранпункте, меня тщательно обыскали, долго рылись в чемодане. А спустя несколько дней, вернувшись с работы, я увидел дома невообразимый хаос. Чемодан с

документами бесследно исчез. Все надо было начинать заново. Но я поклялся довести дело до конца. Да и какой порядочный человек мог смириться с тем, что палачи и душегубы избежали заслуженного возмездия?»

Что подтолкнуло Мэдге к тому, чтобы заняться розыском и разоблачением бывших нацистов, ушедших от наказания?

«Родителей своих я не помню, — ответил Семи. — Очевидно, они погибли во время войны. Меня усыновила одна финская семья. Там, в Финляндии, я женился…

В память о родителях я решил посвятить свою жизнь практической антифашистской борьбе, в 1963 году вступил в ОЛПН.