В постели с Президентом

Я чуть не икнула. Вот же скотина. Либо он очень прозорливый, что сомнительно, либо он действительно имеет это в виду. Я говорю — «Как, прости?»

А он говорит — «Я действительно тебя люблю». Просто так — взял и сказал.

Я уверена, что слышала все правильно, но на всякий случай говорю — «Действительно что?»

«Люблю тебя». Он таращится на потолок. Я тоже. На потолке ничего не нарисовано и не написано.

Я говорю — «Да ладно тебе».

Теперь я сама желаю, чтобы меня обнадежили. А также чтобы мне польстили. Я хочу, чтобы он сказал, какая я красивая. Я не очень красивая, но ведь и не уродина, в конце концов. У меня много красивых черт. И даже прекрасные есть.

Он говорит — «Хмм». Как, вроде, он не очень согласен с тем, что я красивая, но не видит, как это положение можно опровергнуть. Подлец. Мужчины бывают так жестоки.

Я говорю — «Я на мели. Денег нет».

Он говорит — «Да, я знаю».

Это, кстати говоря, очень даже мне льстит, поскольку теперь ясно, что он за мной не из-за денег увязался, которых больше нет. Минутку! Он не упомянул ли только что алтарь? Некоторые вещи медленно доходят, однако.

Прежде, чем я успеваю опомниться, оказывается, что мы поменяли тему и обсуждаем некоторые мои нелицеприятные привычки. Речь о любви к подслушиванию. Оказывается, ему не нравится. После чего он вдруг мне говорит, кто он такой на самом деле. Я не поняла. Ему приходится дважды повторить, пока до меня доходит. С ума сойти. Невозможно. Но, очевидно, правда. А только не сходится что-то.

* * *

— Можно я задам тебе простой вопрос? — спросила Гвен.

— Не знаю. Попробуй.

— Зачем тебе все это? Зачем ты это делаешь?

— Это моя работа.

— Глупости.

— А что ты хочешь, чтобы я сказал? Ну, хорошо, я просто хотел тебя [непеч.]. Так лучше?

— Это оскорбление.

— Прости.

— Теперь я буду дуться и тихо тебя ненавидеть.

— Десять минут.

— Что?

— Подожди десять минут, а потом дуйся. Я два дня не спал. Мне нужно только чуть-чуть отдохнуть. Когда ты дуешься — это сплошная эротика, и мне не хочется пропустить.

Она закатила глаза.

— И куда же нам теперь? — спросила она.

— На твое усмотрение. В Милан. В Москву. В Рио.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Хочешь, чтобы я сделал тебе предложение?

— Пошел [непеч.].

— Я действительно тебя люблю. Такие дела.

На какой-то момент она потеряла дар речи.

— Слушай, — сказала она. — Мне много в этой жизни врали, поверь. Когда мужчина врет женщине, это очень видно.

— Может быть. Но я ведь не совсем обычный мужчина, и вру не совсем обычно. Лицо у меня очень невыразительное, а голос плоский в основном.

— Я тебе не верю.

— Это твое право.

— Мне нужны доказательства.

— Доказательства чего?

— Ты знаешь.

— Не очень.

— Того, что ты только что сказал. Что ты имел в виду, когда сказал, что меня любишь?

— А как ты думаешь?

— Тут что-то другое.

— Ладно. Я просто пытаюсь затащить Гейл в постель. Я тебя использую, чтобы прислониться поплотнее к Гейл.

— Заткнись. Я хочу доказательств.

— Я не могу обещать тебе луну с неба, Гвен. Некоторые вещи — вне моего контроля.

— Мне все равно нужны доказательства.

— Хорошо.

Гвен ждала. Лерой молчал.

— Ну?

— Что ну?

— Я думала ты что-то хочешь сказать, — сказала она раздраженно.

— Правда? Ты так думала?

— Ты сказал, хорошо, я предоставлю тебе доказательства.

— Нет, я этого не говорил.

— Перестань. Откуда ты знаешь про меня… все это? Университет, бойфренды, и все остальное?

Он повернул к ней лицо и подмигнул. Отвернувшись, он снова уставился на потолок.

— Хорошо, откуда ты узнал про мою электронику?

— Ты имеешь в виду — как я узнал о твоей страсти к подслушиванию?

— Это не страсть.

— Подслушивание — не то занятие, к которому следует иметь страсть, — сказал он строго, снова поворачивая к ней лицо, и на этот раз хмурясь.

— Ты уходишь от вопроса.

— Какого вопроса?

— Откуда ты знал?

— Я сделал обыск в твоей квартире. Разве я тебе об этом не говорил? Ордера не было. Можешь меня судить за незаконное вторжение. Следствие тут же закроют, но ты сможешь подать иск, апелляцию, и так далее. Почему бы тебе это не сделать?

— Чего не сделать?

— Не сделать так, чтобы меня арестовали?

Она опять закатила глаза. Вздохнула.

— Хорошо, расскажи мне про университетское время. Ты уверен, что мы не учились вдвоем?

— Тебе не нужно об этом ничего знать. Тебе не понравится.

— Это я сама как-нибудь решу — нравится мне или нет, — сказала Гвен.

— Хорошо. Помнишь, был такой парень по фамилии Гаррик?

— Гаррик? Подожди-ка. О! Джордж Гаррик?

— Именно.

— Толстый такой, типичный нерд. Гаррик-нерд?

— Да.

— Он еще, помню, смухлевал на экзаменах в середине семестра. Хам и дурак.

— Да, он самый.

— Помню, он ко мне клеился. Отвратительный тип. Ну так что же, при чем тут Гаррик?

— Помнишь, он однажды купил тебе тюльпаны?

— Да. Он что, твой друг?

— Это как посмотреть. День на день не попадает. Дружба — сложная вещь. Думаешь — парень тебе друг, а он берет и продает тебе наркотики. Какой же он друг после этого.

— Прекрати сейчас же. Какое ко всему этому отношение имеет Джордж Гаррик?

— Джордж Гаррик — это я.

— Слушай, я еще не старая и из ума не выжила, понял? Я прекрасно помню как выглядел Джордж Гаррик. Ты совершенно на него не похож.