В преддверии рая

Я не трезвенник. Но и пьяницей себя не считаю. Выпиваю, но в меру. Голову никогда не теряю. Люблю иногда заскочить в «забегаловку» и пропустить стаканчик-другой. В один из таких заходов я и встретил Тоню. Я его не узнал сначала. В памяти моей он остался красивым изящным парнем. А тут — седой страшный старик, забулдыга. Приткнулся к столику, заваленному грязной посудой. А ты, Лапоть /это мое прозвище в школе/, почти не изменился, сказал страшный старик, сидевший напротив. Сказал голосом удивительно знакомым. Я оторопел, уставился на него, пытаясь узнать. О, господи, промямлил я наконец, неужели... Мы все же думали, что... Вы правильно думали, сказал он. Ну, это дело прошлое. Не вернешь. Я не обижаюсь. Все давно перегорело.

Я предложил зайти ко мне домой. Он отказался. Я спросил, где он живет. Он не ответил. Поболтали мы около часу. Я спросил, не забыл ли он «Балладу о неудавшемся летчике». Мы тогда думали, что это он выцарапал ее на стенке губы.Он сказал, что «Балладу» помнит. Но на вопрос об авторстве лишь пожал плечами. Уже на улице мы наперебой стали вспоминать ее.

Я, ребята, не поэт.У меня таланту нет.Стих в печать не посылаю.Гонорар не получаю.И по совести сказать,Не люблю совсем писать.

Исключительно со скукиРжавый гвоздь беру я в руки.Пусть без складу и без ладу,Нацарапаю балладу.Что получится, не знаю.Да и что о том гадать?!Ну, итак, я начинаю.

Ваше дело — не читать.

Мы же с тобой вроде в одной части служили, спросил я. Ты тоже из «приказников», да?

Признаюсь в том честно, братцы,Что пришлось сюда податься,Нету в том моей вины.Незадолго до войны/Ждали мы ее как раз/

Вышел экстренный указ:Всех, умеющих читать,В авиацию забрать.Я пытался уклониться.Мол, башка вверху кружится.И нервишки никуда.С равновесием беда.

И не вышел на лицо.И увеличено яйцо.Но в комиссии со смехомМне сказали: брось финтить!Яйца в небе не помеха.А с лица не воду пить.

Иванов и еврейский вопрос

На нашей площадке живет семейство Ивановых. Он тоже отставной полковник. В отставку его уволили с генеральской должности в расцвете сил. Уволили по всей вероятности из-за жены: она у него еврейка. По паспорту она числилась русской. Но вот назначили Иванова на генеральскую должность, отозвали с Дальнего Востока как хорошего работника. Нашлись завистники. Покопали и донесли. А там нашлись ответственные идиоты, которые выперли на всякий случай здорового и сильного человека на пенсию. А сколько старья, не пригодного ни на какое дело, остается в армии до могилы!

С Ивановыми мы дружим. С ним спокойно можно говорить на любые темы. Я, говорит Иванов, за время своей службы насмотрелся такого, что наши оппозиционеры мне кажутся жалкими дилетантами. Они просто понятия не имеют о том, что реальность во сто крат хуже их измышлений. И хуже всех живет у нас русский народ. И мне его жаль. И я бы, пожалуй, стал русским националистом. Но, увы. У нас русский национализм немедленно перерастает в погром всего приличного и порядочного. Нас поставили в безвыходное положение, навязав нам роль носителя идеи, опоры всей нашей государственности. А мы по самой нашей холуйской натуре взяли на себя роль, от которой теперь отрекаются даже евреи.

Или вот еще речь Иванова. Говорят, евреи не дураки. А почему они должны быть дураками?! А почему мы должны оставаться дураками?!Кто нам мешает жить так, как евреи?! Вот я был на совещании пропагандистов в райкоме. Нам там цифры подбросили. Показать, что никакого антисемитизма у нас нет. Даже, мол, наоборот. Ничего не скажешь, цифры подбросили умело. Например, процент евреев с высшим образованием около девяноста, а русских — около десяти. Характерны и районы расселения, распределения по профессиям и т.д. Собравшиеся гудели от возмущения. Раздавались выкрики: «Гнать их вон!», «Выселить всех в Сибирь!». Председательствующий призывал к порядку, но так, что характер его настроений был очевиден всем. Мой сосед толкал меня в бок и доверительно шептал, что за евреев скоро возьмутся.