В простор планетный

— Нет, не вся. Ты обратил внимание на отводы от насосных труб? Перед тем как вода поступает в полукольцо, она процеживается через грубые фильтры. Они задерживают крупный и средний планктон, богатый белками, жирами, углеводами, витаминами, и подают прямо отсюда на химико-биологический пищевой завод. Этот завод и есть наша вторая нагрузка. Ну, мы варьируем свою работу по договоренности, как кому удобно. Вот Анна дежурила на пульте ночью, а теперь уже опять здесь. На эти сутки она изменила порядок своих занятий.

— Из-за чего же?

Как бы не расслышав вопроса, Инесса продолжала:

— Профильтрованная вода идет дальше. Планктон по отводам выдувается сжатым воздухом прямо в заводские лаборатории.

— А микроскопический планктон?

— Здесь пропускать воду через очень тонкие фильтры нет смысла — сильно замедлится ее продвижение. Микропланктон отбирается уже в полярных областях после выпуска воды из труб. У них там еще более расширенные устья, и вода проходит через тончайшие фильтры на гораздо более широкой площади, так что циркуляция не замедляется.

— Неужели же Анна остальную часть ночи дежурила на заводе? А потом так скоро опять сюда?

— Ну что ты! В такой перегрузке нет никакой надобности. Завод отнимает часа полтора в сутки. Но нынче ночью Анна занималась совсем другим. Она сама тебе скажет. А теперь не хочешь ли посмотреть завод?

— Нет, спасибо, сейчас не хочется.

Пьер уже был знаком с подобным заводом, на котором работала Ольга. А главное, он чувствовал, что больше не в состоянии смотреть на чужую работу.

Подошла Анна, взяла отца под руку. Ее комната находилась в нескольких сотнях метров. Они молча прошли туда. Анна с трудом согласовала свой шаг с неторопливым, даже вялым шагом отца. Обычно он ходил совсем иначе.

Комната Анны была невелика, ведь в ее распоряжении все общие помещения дома — холлы, гостиная, библиотека, гардеробная, столовая, музыкальный салон, просмотровые телезалы.

В одном углу стоял мультитон.

Пьер с удивлением смотрел на дочь; она продолжала сосредоточенно молчать.

Но, войдя в комнату, она выпустила его руку и стремительно бросилась к инструменту. Еще стоя, взяла первые аккорды, а затем села и уже не отрывалась от клавиш.

Изумленно слушал Мерсье. Страстная жажда звучала в музыке.

Углубляются, растут звуки. Это — жажда движения, деятельности. Вперед, вперед, творить, дерзать!

Он слушал. Весь мир исчез, кроме этой музыки.

И вдруг… Препятствие, стена, глухая стена. Сломать ее, уничтожить, победно стремиться дальше!

Но нет, стена неодолима. Звуки бьются о нее, рассыпаются в пыль. Так разбивается в пену и брызги морская вода об угрюмый утес.

Куда идти? Назад — нет волне дороги. В стороны — нельзя, там другие, параллельные ей волны. И вперед нет пути!

Недвижим мрачный утес. Вдребезги разбиваются волны. Разбиваются и рыдают — в тоске, в безысходном отчаянии, в могучем, но бессильном гневе!

И на этом ищущем и не находящем выхода, полном отчаяния аккорде внезапно оборвалась мелодия.

Наступила глубокая, страшная тишина.

Пьер знал свою дочь как отличную исполнительницу, знал, что она упражнялась в композиции.

И все же был удивлен и тронут: как она проникла в самую глубину его переживаний!

Анна подошла и взяла его за руку:

— Это только первый набросок. Но может быть, получится стоящая вещь. Над ней надо серьезно поработать.

— Этим ты и занималась ночью?

— Да.

Глава восьмая.

ТЯГОСТНЫЕ ВСТРЕЧИ

Взбудораженный музыкой, Мерсье решился. Его неукротимая натура требовала действия. Хотя разве можно назвать действием то, что пришло ему в голову? И зачем это нужно? На такой вопрос Пьер вряд ли сумел бы ответить.

Чтобы связаться с любым человеком, надо было, вызвав по приемо-передаточному кольцу Информационный Центр, назвать ему основные сведения об этом человеке. Центр автоматически находил его индекс и производил вызов легким электрическим покалыванием пальцу.

Мерсье вызвал Центр, назвал Симона Котона и прибавил ряд признаков: место работы — одна из приливных станций, возраст — около сорока лет, средний рост, серые глаза.

Минуты через две раздался знакомый бесцветный голос:

— Слушаю.

— Котон, — сказал Пьер, — это Мерсье. Мне нужно с тобой поговорить.

Короткое молчание, потом ответ, равнодушный, без малейшего признака удивления:

— Ну что же?

— Но я хочу говорить не издали.

Вероятно, Котон все же удивился, но голос его по-прежнему был лишен всякого выражения.

— Хочешь приехать ко мне?

— Да.

— Что же? Хочешь сегодня?

— Если не возражаешь.

— Можно. Через сколько времени?

— Точно не могу рассчитать.

— Ну неважно. Я буду на станции или дома — очень близко отсюда.

Анна изумленно смотрела на отца, с трудом удерживаясь от вопроса — зачем ему это? Вместо того сказала:

— Я тебя доставлю до Новой Гвинеи в микросамолете.

— Время тебе позволяет?

— Позволяет.

Изумление Анны не ускользнуло от отца. И в самом деле, зачем ему Котон? Разве в Котоне дело?

Но все-таки интересно: что за человек? Почему он так враждебен к величайшему предприятию человечества?

Будь Пьер занят хотя бы самым небольшим делом, стал бы он на это тратить время?