В путь-дорогу! Том II

Вечеромъ, часу въ седьмомъ, наши гимназисты отправились гулять по городу. Городъ оказался очень большой. Въ разныя стороны разползлись концы его, въ видѣ слободъ. Гнилая рѣченка Буракъ отдѣляла лучшую часть города отъ худшей. Въ Забурачьи были татарскія слободы, селился весь черный людъ и все, что только терпится полицейскимъ начальствомъ. Но туда юныя туристы еще не проникли. На первый разъ они пошли разсматривать фешенебельную половину города. Опрятная Преображенская улица повела ихъ къ кремлю, въ которомъ оказался очень мало замѣчательнаго. Все такія же присутственныя мѣста, губернаторскій домъ съ очень жидкимъ садикомъ, соборъ казенной архитектуры, да еще какая-то татарская башня изъ краснаго кирпича. Можетъ быть,' она кое-что и говорила о прошедшемъ, но все-таки не навела ни на какія мысли нашихъ юношей. Одиноко стояла эта башня посреди казенныхъ построекъ, и точно даже стыдилась своей неумѣстности. Возвращаясь назадъ, пріятели спустились по переулку въ лѣвую сторону отъ Преображенской и попали въ городской садъ, или Черный прудъ, какъ онъ назывался у туземцевъ. Этотъ Черный прудъ, былъ, по происхожденію своему, большой оврагъ, провалившійся въ болотистой лощинѣ. Стараніемъ мѣстныхъ властей и градоправителей, онъ былъ обнесенъ желѣзной рѣшеткой и обсаженъ деревьями. Гуляніе по нему, въ эту пору лѣта, было соединено съ удовольствіемъ нюхать запахъ водяной плесени. На одной изъ главныхъ дорожекъ помѣщался балаганчикъ, долженствующій представлять собою кандитерскую. Около него, на скамейкахъ, помѣщались всюду кочующіе ярославцы съ мороженнымъ. Этотъ продуктъ забирался больше студентами, и все въ долгъ.

— Татарское гулянье! крикнулъ Горшковъ, проходя по алеѣ вдоль озера, и запахъ первый сортъ, — припекаетъ, знаешь, а деревья только для украшенія!

Они заглянули въ балаганчикъ, увидѣли тамъ нѣсколько голубыхъ околышей вокругъ маленькихъ столиковъ, поѣли мороженнаго: оно оказалось гораздо лучше той мерзости, которую обыкновенно предлагаютъ разнощики.

— А тебя какъ зовутъ? спросилъ Горшковъ мороженщика. — Амосомъ, сударь, отвѣчалъ краснощекій, толстенькій ярославецъ въ синей чуйкѣ, подпоясанный желто-зеленымъ кушакомъ.

— Хорошо торгуешь?

— Такъ-съ, середка на половинкѣ. Отъ гг. студентовъ не обиженъ, только въ долгахъ больно много пропадаетъ,

— А сколько? спрашиваетъ Горшковъ.

— Да рублевъ триста слишкомъ.

— И получить не надѣешься?

— Нѣтъ, ужъ на эти я рукой махнулъ! И при этомъ краснощекій ярославецъ дѣйствительно махнулъ рукой.

По дорожкамъ пахучаго Чернаго пруда мелькали-таки гуляющіе. Попадались и дамы разнаго сорта: скромные чиновничьи жены съ дочерьми, купчихи въ платочкахъ, съ огромными бархатными воротниками на яркихъ салопахъ. Прошли двѣ дѣвицы изъ мѣстной аристократіи, съ гувернанткой и собачкой на веревочкѣ. Но всего больше попадалось студентовъ. Они и составляли, конечно, главный предметъ наблюденія нашихъ юношей. Горшковъ осматривалъ каждаго съ ногъ до головы, Абласовъ смотрѣлъ на все ровно, немного изъ-подлобья. Телепневъ поддавался новымъ впечатлѣніямъ, точно не хотя. Нельзя сказать, чтобы онъ совершенно безучастно и мертвенно относился теперь ко всему окружающему. Но онъ все еще не могъ ни на минуту помириться съ своимъ настоящимъ. Шелъ онъ теперь по дорожкѣ Чернаго пруда и казалось ему, что это ne Черный прудъ, а садъ Въ Липкахъ, и вотъ сейчасъ выскочитъ изъ алей Маша; и войдетъ онъ въ бесѣдку, тамъ сидитъ она и смотритъ на него такъ, что его молодое сердце дѣйствительно хочетъ выпрыгнуть отъ радости. Да, большое горе было у него, когда онъ шелъ объ руку съ Абласовымъ и смотрѣлъ безучастными глазами на встрѣчныхъ ему студентовъ. Но эти студенты, хотя немного да занимали его. Ихъ общій видъ показался Телепневу чѣмъ-то грубымъ, непорядочнымъ. Это было первое впечатлѣніе, но оно не оставалось; его смѣнило другое, лучшее. Отъ всѣхъ этихъ потертыхъ сюртуковъ, фуражекъ надѣтыхъ на-бекрень, рѣзкихъ голосовъ, бойкихъ лицъ вѣяло чѣмъ-то новымъ, какимъ-то завлекательнымъ задоромъ, какого еще не приходилось видѣть Телепневу въ его дѣтской и отроческой жизни. И когда попались ему два-три франтика студента съ англійскимъ проборомъ, въ только что появившихся тогда блинообразныхъ фуражкахъ, въ длиннѣйшихъ шикарныхъ сюртукахъ, чуть не по пятки, и узѣйшихъ брюкахъ — ему стало приторно, гадко; онъ возмутился ихъ порядочностью.

— Посмотри-ка, какіе гуси! ввернулъ Горшковъ, показывая Телепневу на одного изъ франтиковъ.

Телепневъ молча кивнулъ въ знакъ согласія. Они подходили въ это время къ бесѣдкѣ изъ акацій, гдѣ возсѣдала шумная компанія студентовъ. Впереди на дорожкѣ стоялъ студентъ въ пресмѣшной шинелькѣ. Горшшовъ тотчасъ узналъ въ немъ вчерашняго знакомаго и поклонился ему.

— А, здравствуйте! просипѣлъ студентъ, кивая ему дружески головой; можно поздравить? — поступили?

— Какже-съ приняли безъ экзамена вотъ ихъ, прокричалъ Горшковъ, указывая ^на пріятелей, а я вольный козакъ, посторонній слушатель!