В путь-дорогу! Том II

Наконецъ сторожъ, приставленный къ стеклянной двери, широко растворилъ ее и вошелъ тотъ профессоръ, котораго ждали. „Деканъ, деканъ!“ послышалось въ толпѣ, и всѣ почти бросились въ двери первой аудиторіи налѣво. Телепневъ смотрѣлъ на вошедшаго. Это былъ высокій человѣкъ съ жесткимъ, орухшимъ и рябоватымъ лицемъ. Облѣзлое тѣмя прикрывалось волосами, зачесанными на виски. Онъ немного горбился и, гладя свои волосы на вискахъ, какъ-то все отдувался и икалъ. Одѣтъ онъ былъ, какъ одѣваются старыя учителя гимназіи: во всемъ синемъ, довольно потертомъ, галстухъ съ пряжкой, манишка торчкомъ. Сторожъ снялъ съ него старомодную шинель коричневаго комлота, и онъ, взявши подъ мышку потасканный портфель, пошелъ по корридору. Вся фигура этого человѣка говорила о какой-то грубой силѣ, о чемъ-то дѣльномъ; но вмѣстѣ съ тѣмъ учительствомъ отзывалась она. Деканъ пошелъ по корридору, а всѣ ожидавшіе его слушатели забрались въ аудиторію такъ, что площадка совсѣмъ опустѣла. Телепневъ подошелъ къ росписанію лекцій, висѣвшему на стѣнѣ подлѣ объявленія инспектора, и прочиталъ, что въ первой аудиторіи отъ двѣнадцати до часу — лекція русской исторіи ординарнаго профессора и декана юридическаго факультета Павла Алексѣевича Тихонова. Те-лепневу, какъ камералисту, нужно было слушать русскую исторію, и онъ повернулъ съ площадки въ первую полуоткрытую дверь.

VIII.

Аудиторія, куда вошелъ Телепневъ, представляла собой амфитеатръ, въ нѣсколько рядовъ лавокъ. Всѣ лавки были заняты слушателями. На первой скамейкѣ помѣщались второкурсники и самые рьяные изъ новичковъ. Телепневъ пробрался на самый верхъ, и оттуда смотрѣлъ на шумное сборище. на разнокалиберныя физіономіи слушателей, на черную доску, стоящую подлѣ кафедры, которая вовсе не была похожа на гимназическіе кафедры и представляла, собой довольно высокій' шкафЪ съ двумя ступеньками и кресломъ внутри. Юность и нѣкоторая необузданность чувствовалась въ массѣ слушателей. Но и самымъ краснощекимъ гимназистикамъ желательно было изобразить на своей физіономіи нѣкоторую ученую важность. Особенно задорно смотрѣли юноши, надѣвшіе наканунѣ только очки. Почти передъ всѣми лежали тетрадки, приготовленныя для записыванія лекціи, У иныхъ новичковъ такъ и зудѣли руки, но были и такіе, и даже не мало, которые занимались чищеніемъ ногтей или ковыряньемъ лавки и стола, что очень хорошо напомнило Телепневу гимназическія времена. Прошло и еще пять минутъ и наконецъ въ дверяхъ показалась учительская фигура декана. Онъ подошелъ къ кафедрѣ дѣловымъ шагомъ, наклоняя голову и помазывая виски ладонью правой руки.

Наступило глубокое молчаніе. Видпо было, что этого суроваго историка побаивались. Онъ расположился на креслѣ, довольно долго разбиралъ свои тетрадки, нѣсколько разъ ик-пулъ, и наконецъ разразился фразой. Голосъ его соотвѣтствовалъ размѣру аудиторіи. Этотъ голосъ отзывался надутой торжественностью. Въ немъ проскользили носовые звуки, и ораторъ, дѣлая частыя паузы, вдругъ пускалъ какое-нибудь слово, точно волчокъ.

„Милостивые государи! началъ громогласно деканъ, и на лицахъ новичковъ явилась улыбка отъ мысли, что ихъ называютъ: милостивые государи. Это щекотнуло немного и Телепнева.

„Милостивые государи! повторилъ громогласно ораторъ: „приступая къ изложенію отечественной исторіи, позвольте мнѣ (опять улыбка на лицахъ новичковъ) предпослать нѣсколько соображеній, имѣющихъ связь съ предметомъ предстоящихъ чтеній.“

„Экъ какъ говоритъ-то!“ подумали многіе изъ юношей, „точно бисеръ нанизываетъ!“ Телепневу сразу показалось что-то неладнымъ въ тонѣ профессора. Слогъ былъ слишкомъ высокопаренъ, а манера говорить ни мало не симпатична.

„Имѣя намѣреніе, трубилъ профессоръ, изложить предъ вами, милостивые государи, новый періодъ отечественной исторіи, открывающійся геніемъ великаго преобразователя Россіи, я позволю себѣ, милостивые государи, подвергнуть вашему вниманію нѣсколько вопросовъ, касающихся понятій объ историческомъ значеніи геніальныхъ дѣятелей, къ числу коихъ безспорно принадлежитъ и нашъ сѣверный колоссъ, нашъ вѣнчанный просвѣтитель, императоръ Петръ“.

Вся эта напыщенная тирада вылетѣла точно изъ мѣдной трубы, сопровождаемая свистящимъ скрипомъ перьевъ. Тѣмъ которые писали, было, конечно, лучше: они только подбирали слова; но Телепневъ, хотя и съ любопытствомъ, но безучастно и даже съ улыбкой слушалъ этотъ трескучій потокъ словъ съ паузами и икотой.

Профессоръ вдался въ длинѣйшее разглагольствованіе о томъ: что такое геній, когда онъ необходимъ для историческаго движенія народа, и глубокомысленно разбиралъ вопросъ, прошло-ли теперь время геніевъ или нѣтъ; а если не прош ло, то какъ они будутъ дѣйствовать при тѣхъ или иныхъ условіяхъ.