В путь-дорогу! Том II

заоралъ Гамлетъ, а Офелія, теребя свой тропическій костюмъ, завизжала:

«Развѣ дѣвица не знаетъ,

Я шутилъ, вѣдь я шутилъ!»

— Что жъ тамъ дѣлать? — спросилъ Гамлетъ.

— По усмотрѣнію, — отвѣчалъ Гриневъ. — Вы одѣньтесь по-театральному; да чтобъ почуднѣй, ты птицей зуемъ, а брата бабой ягой.

— Я Эсмеральдой одѣнусь! — крикнула Офелія и пошла колесомъ по комнатѣ.

— А я Квазимодой! — гаркнулъ Гамлетъ. — Мои колокола! завопилъ онъ.

— Такъ будьте же готовы къ семи часамъ; а теперь надо махнуть къ Волынкину на счетъ костюмовъ, надо одного изъ васъ захватить.

«Воззри ты на главу лишенную волосъ:

Ихъ изсушила грусть и вѣтеръ ихъ разнесъ!»

— Гамлетъ пропѣлъ эти два стиха басомъ и прибавилъ; — не имѣю одѣянія!

— Возьми у рыбака, — крикнулъ Гриневъ.

Рыбакъ изъявилъ согласіе, и дѣло было улажено.

IV.

Вечеромъ часу въ седьмомъ, Абласовъ шелъ по Преображенской, изъ анатомическаго театра. Онъ закутывался въ свою короткую шинель съ собачьимъ воротникомъ и по сторонамъ не глядѣлъ.

— Стой, дружище! — крикнулъ ему кто-то сзади. Онъ остановился. Это былъ Горшковъ, въ свѣтлой бекешѣ и мѣховой шапкѣ съ кистью.

— Откуда? — спросилъ Абласовъ.

— Съ обѣда, братецъ, ростбифами обжирался.

— Где же это?

— У первѣйшаго аристократа.

— У какого такого аристократа?

— У Кудласова, братецъ.

А гдѣ нашъ барченокъ? вотъ ужъ третій день не обѣдаетъ дома.

— Все, братецъ, съ барынями: большой ему решпектъ оказываютъ.

— Да это ничего, пускай его развлечется.

— Извѣстное дѣло, съ барынькой съ этой онъ возится; она первый сортъ!…

— А что у нихъ развѣ?… И Абласовъ посмотрѣлъ искоса па Горшкова.

— Ужь про это, братъ, не знаю: а впрочемъ силенъ врагъ рода человѣческаго…. Да что мы стоимъ на стужѣ-то маршируемъ; вѣдь ты домой?

— Домой.

— Ну, такъ маршируемъ, зайдемъ къ Ворѣ, онъ теперь, поди, дома. Сегодня братецъ машкарадъ, весь бомондъ бѣса потѣшаетъ.

— Ужь ты не собираешься ли?

— А и то собираюсь, въ машкарадахъ-то говорятъ, всѣхъ барынь тычутъ; такъ я хочу посмотрѣть: занятно ли это будетъ, примѣрно, здѣшней герцогинѣ подпустить какое ни то бомбо.

Такъ-то калякая, дошли они до казармы, и завернули въ квартиру Телепнева. Вылъ ужъ часъ восьмой; Телепневъ пилъ чай.

— Въ машкарадъ ѣдешь? — спросилъ его Горшковъ разваливаясь на диванѣ.

— Ѣду

— Съ грѣховными помышленіями?

Телепневъ разсмѣялся.

— Не знаю, какія придутъ помышленія; а коли ты тоже хочешь ѣхать, такъ совѣтую тебѣ одѣваться. А ты Абласовъ, съѣздишь съ нами?

— Вотъ еще! что я тамъ забылъ? Это вамъ, молодчикамъ, прилично.

— Маточка, поѣдемъ! — началъ приставать къ нему Горшковъ, — ты себѣ мундирчикъ новый построилъ, и при твоей благообразной физіи можешь возжечь огонь страстей въ нашихъ барыняхъ.

— Да ну тебя! — отбояривался Абласовъ.

— Вѣдь ты не бывалъ въ машкарадахъ, а какой же ты будешь сердцевѣдъ? Эскулапъ долженъ всякую суть знать.

— Поѣзжай, Абласовъ, — упрашивалъ съ своей стороны Телепневъ — Ты тутъ заразъ увидишь все здѣшнее общество; дамъ поинтригуй…

Наконецъ-таки уломали медика, и тогда принялись пить чай.

— Коли другой разъ будешь такъ ломаться, — говорилъ Горшковъ, я тебя, право, прибью; ты ужь очень интересничать сталъ со своей живодерней.

— Эхъ, вы, господа! — отвѣтилъ добродушно Абласовъ, — вы народъ модный, а нашъ братъ чернорабочій; вамъ одна дорога, а мнѣ другая.

— Да ты что же въ иноки, что ли, сбираешься? — прервалъ его Горшковъ.

— Не въ иноки, а не подходящее дѣло; за себя ручаться нельзя, какъ будешь смотрѣть-то на людское веселье, тру-довая-то ягизнь и некрасна покажется.

— Ну, держи карманъ! — вскричалъ Горшковъ, — такой ты человѣкъ, чтобъ соблазнился!

Поболтали еще съ четверть часа, но ни Горшковъ, ни Абласовъ, ничего не спросили Телепнева о М — вой. Онъ это замѣтилъ; но, разумѣется, ничего не сказалъ, а между тѣмъ, ему вовсе не хотѣлось, чтобы между нимъ и его товарищами, раждался еще новый щекотливый вопросъ.

Пробило половина девятаго, и всѣ трое начали одѣваться для отправленія въ маскарадъ.

V.

Маскерады въ дворянскомъ собраніи были довольно свѣжею новостью для города К. Ихъ начали давать зимы за двѣ передъ тѣмъ, и въ первую зиму, фешенебельное общество, смотрѣло на нихъ какъ-то подозрительно. Потомъ, когда присмотрѣлись къ нимъ, то они, какъ нельзя болѣе, подошли къ нравамъ города. Общество маскарадовъбыло, конечно, болѣе смѣшанное, чѣмъ на балахъ дворянскаго собранія; но подъ маской всѣ были уравнены. А львицы аристократическаго міра нарочно являлись въ невзрачныхъ домино, чтобы не быть узнанными.

Много было уже народу въ залахъ, когда наши пріятели поднимались по обширной лѣстницѣ дворянскаго собранія. На площадкахъ стояли ливрейные лакеи; но внизу въ сѣняхъ, по скамейкамъ, и даже на полу, размѣщались съ салопами наперстницы барынь изъ туземнаго полусвѣта. Благовоніе курительнаго порошка бросалось въ носъ, и теплый воздухъ охватывалъ каждаго входящаго на верхнюю площадку, гдѣ стояло большое трюмо, и откуда былъ ходъ налѣво въ дамскую уборную, а направо въ первую залу. Тамъ былъ устроенъ буфетъ и толпилось уже не мало студентовъ.