В расцвете рыцарства. Тайна королевы Елисаветы

Пронзительный свист разбудил вдруг Мерриота. Он вскочил на ноги. Прошло, вероятно, уже несколько часов, как он спал, огонь в камине почти догорел. Свист повторился, кто-то свистел на дороге под самым окном. Мерриот открыл окно, и в комнату ворвалась струя холодного воздуха вместе со снегом и ветром. На дороге виднелся темный силуэт Антония на лошади.

– В чем дело, Антоний? – спросил Мерриот.

– С юга двигается группа всадников. Я видел, как они ехали сюда и затем остановились в гостинице недалеко от нашего дома, чтобы провести, вероятно, там ночь, а может быть, для того, чтобы достать там свежих лошадей.

– Как ты думаешь, это Барнет и его люди?

– Трудно сказать. Так темно, что невозможно ничего различить. Может быть, это Барнет со своими людьми, а может быть также, что это Румней со своими разбойниками.

– Во всяком случае, они не думают ночевать в этой гостинице, так как город ведь в четырех милях отсюда; они остановились в ней, только чтобы расспросить о нас, и, конечно, они в скором времени догадаются, где мы, так как скрыть это довольно трудно.

– Да, вероятно, так. Я слышал – часы пробили одиннадцать, и думаю, что лучше всего теперь же тронуться нам дальше в путь, – заметил Антоний.

– В таком случае отправляйся вниз, Антоний, и подними наших людей, а затем распорядись, чтобы вывели лошадей из конюшни. Мы постараемся проехать по большой дороге, чтобы там видны были наши следы. Но если эти таинственные незнакомцы приедут сюда раньше, чем мы успеем выбраться, то, конечно, нам придется ехать через парк.

– Но что же делать с ранеными?

– Те из них, которые не в состоянии ехать с нами, могут остаться здесь в одном из флигелей, и пусть Джон Гатч останется с ними. Я дам ему денег на все их нужды. Распорядись обо всем, Антоний. Я тоже сейчас спущусь вниз.

Антоний пошел исполнять приказания своего господина, а Гель разбудил Тома Коббля и Френсиса и велел им спуститься вниз, где собрались все остальные; затем он подошел к дверям комнаты Анны и тихонько постучал.

Он подождал ответа, но все было тихо; он постучал во второй раз.

– Мисс Хезльхёрст, – произнес Гель довольно громко, – нам пора отправляться дальше в путь.

Кругом царило глубокое молчание. Геля охватил вдруг смутный страх: ему стало жутко за Анну, за исход своей миссии. Неужели что-нибудь случилось с ней?

– Сударыня, – сказал он уже громче, – я попрошу вас встать, время не терпит, мы должны ехать дальше!

Все было тихо. Мерриот не выдержал и, откинув в сторону всякие церемонии, быстро распахнул дверь и вошел в комнату.

В комнате еще догорал камин, огонь его ярко освещал кровать, где должна была спать Анна. Она и лежала там, неподвижно устремив широко раскрытые глаза на угли в камине.

При виде Мерриота она быстро соскочила с кровати и хотела сделать шаг по направлению к нему, но силы вдруг изменили ей и она пошатнулась, так что он с трудом успел поддержать ее. Она бессильно прислонилась к нему, и с губ ее сорвался жалобный стон.

– В чем дело? – спросил ее Мерриот тревожно.

Она тихонько высвободилась из его рук и, покачиваясь, с трудом направилась в другую комнату, где и остановилась, ухватившись обеими руками за стол, чтобы не упасть.

– В чем дело? – спросил опять Мерриот, бросаясь к ней на помощь и поддерживая ее, чтобы она не упала.

– Не знаю, что со мной, – сказала она слабым голосом. – Мне очень худо, мне кажется, что я умру.

И она прислонилась головкой к его плечу, как будто силы совсем изменили ей.

Мерриот, совершенно растерянный от этой неожиданности, не знал, что сказать, и только нежно прижимал ее к себе.

Она судорожно держалась за него, дрожа всем телом.

– Как здесь холодно! – прошептала она чуть слышно.

– Сударыня, это только минутная слабость, – произнес Мерриот с трудом, – это пройдет, соберитесь с силами, прошу вас. Я не могу больше медлить, мои люди ждут нас уже во дворе, мы должны сейчас же спуститься к ним.

– Вы хотите моей смерти, – прошептала она, и по лицу ее пробежала судорога, как будто от сильной сдерживаемой боли; она еще тяжелее оперлась на руки Мерриота.

– Но что же мне делать? – пробормотал он. – Послушайте, соберитесь с силами, подойдемте к окну, свежий воздух приведет вас опять в себя.

Он открыл окно и подвел ее к нему; она содрогнулась от холодного, резкого ветра.

– Этот холод убьет меня, – прошептала она, – снег леденит мою кровь.

– Но ведь у вас совершенно теплое лицо, – проговорил он, осторожно дотронувшись рукой до ее лба.

– Тело мое горит, и, несмотря на это, мне холодно до глубины души, – ответила она.

– Но ведь и руки у вас совершенно теплые, – сказал он, осторожно пожимая ее ручки.

Она не отворачивала своего лица, которое почти прикасалось к его лицу, и не отнимала своих рук, и хотя тело ее дрожало, она все же продолжала еще прижиматься к нему.

– Я чувствую себя очень плохо, я, наверно, умру, – повторила она. – Я не могу и думать о том, чтобы ехать дальше.

– Но ведь вам уже лучше, и голос ваш уже не так слаб, как вначале. Через несколько минут вы уже будете в состоянии ехать дальше.