В разреженном воздухе. Самая страшная трагедия в истории Эвереста

Хатчисон вернулся в лагерь в 14.00, и поэтому у него было гораздо больше сил, чем у меня. Ему не удалось поднять меня, но он попытался растормошить клиентов и шерпов из других палаток. Однако все были слишком измотанными и замерзшими. Тогда Хатчисон вышел в бурю один.

В ту ночь он шесть раз выходил на улицу из палатки в поисках заблудившихся альпинистов, но ураган был таким свирепым, что он не отважился отойти дальше чем на несколько метров от лагеря.

– Ветер был неимоверно сильным, – вспоминает он. – Кристаллы снега летели в лицо, словно из пескоструйного пистолета. Я выдерживал на улице не более пятнадцати минут. Потом мне становилось очень холодно, и я снова возвращался в палатку.

Сидя среди альпинистов, потерявшихся на восточном краю седла, Бейдлман заставлял себя не терять бдительности, чтобы не упустить момент, когда ураган начнет стихать. Ближе к полуночи он неожиданно заметил над головой несколько звезд и начал кричать, чтобы остальные посмотрели на небо. Ветер все еще неистовствовал, но небо над их головами начало проясняться, и они увидели силуэты Эвереста и Лхоцзе. Используя положение гор в качестве ориентиров, Клив Шёнинг понял, в какой стороне находится четвертый лагерь. Они с Бейдлманом стали перекрикиваться, стараясь расслышать друг друга в шуме ветра, и Шёнинг убедил проводника в том, что знает дорогу к палаткам.

Бейдлман пробовал уговорить всех встать на ноги и двигаться в направлении, указанном Шёнингом, но Питтман, Фокс, Уэтерс и Намба были слишком слабы, чтобы идти. К тому времени Бейдлману стало ясно, что если кто-нибудь из них не доберется до палаток и не приведет группу спасателей, то все они неизбежно погибнут. Поэтому Бейдлман собрал тех, кто мог передвигаться, после чего вместе с Шёнингом, Гаммельгард, Грумом и двумя шерпами ушел за помощью.

Четырех клиентов, которые не могли двигаться, они оставили под присмотром Тима Мэдсена. Мэдсен самоотверженно вызвался остаться и ждать прибытия помощи, потому что не хотел покидать свою девушку Шарлотту Фокс.

Еще через двадцать минут Бейдлман и его группа дошли до лагеря, где их встретил обеспокоенный Анатолий Букреев. Шёнинг и Бейдлман, с трудом ворочая языками, рассказали русскому гиду, где находятся пятеро клиентов, оставшихся под открытым небом, после чего в изнеможении рухнули в своих палатках.

Букреев спустился вниз на Южное седло на несколько часов раньше всех остальных членов команды Фишера. В 17.00, когда его товарищи по команде пробивались вниз, сквозь бурю, на высоте 8500 метров, Букреев уже был в своей палатке, отдыхал и пил чай. Позже опытные проводники будут спрашивать, почему он решил спуститься сам задолго до спуска всех своих клиентов, что является крайне безответственным поведением для любого проводника. Один из клиентов этой группы испытывал к Букрееву глубокое презрение и утверждал, что в самый ответственный момент проводник просто «взял и сбежал»[63]

.

Анатолий ушел с вершины около 14.00 и вскоре застрял в пробке, которая образовалась на ступени Хиллари. Как только толпа рассосалась, он очень быстро двинулся вниз по Юго-восточному гребню, не став дожидаться никого из клиентов, несмотря на то что обещал Фишеру наверху ступени Хиллари идти вниз с Мартином Адамсом. Именно поэтому Букреев прибыл в четвертый лагерь задолго до начала урагана.

После экспедиции, когда я спросил Анатолия, почему он тогда так торопился вниз и не стал дожидаться членов своей группы, он передал мне распечатанную расшифровку интервью, которое дал через переводчика несколькими днями ранее для журнала Men's Journal. Букреев сказал мне, что прочитал эту расшифровку интервью и подтверждает ее правильность.

Я тут же на месте быстро прочитал его интервью, у меня возник ряд вопросов, касающихся спуска Букреева с вершины. Вот что он тогда мне ответил:

– Я оставался [на вершине] около часа… Было очень холодно – естественно, холод отнимал у меня силы… Я решил, что будет мало толку от того, что я стою, жду и мерзну. Я был бы гораздо более полезным, если бы вернулся в четвертый лагерь, чтобы подносить кислород возвращающимся альпинистам или помогать тем, кто сильно ослаб во время спуска… Когда долго не двигаешься на такой высоте, то от холода теряешь силы и способность что-либо делать.

Букреев был, бесспорно, более восприимчив к холоду, потому что шел на Эверест без дополнительного кислорода. Если бы он продолжал медленно спускаться без кислорода и при этом ждал клиентов, то его шансы обморозиться и переохладиться резко увеличились. Как бы там ни было, он быстро спустился вниз, не дожидаясь своей группы. Надо сказать, именно так он и вел себя на протяжении всей экспедиции, что подтверждают последние письма и телефонные звонки Фишера из базового лагеря в Сиэтл.

Когда я спросил его, почему он оставил своих клиентов на гребне вершины, Анатолий стал настаивать, что сделал это в интересах команды.

– Я был бы гораздо полезней, если бы согрелся на Южном седле и смог носить наверх кислород, когда он закончится у клиентов.