— Но ведь ты же всё знаешь, и всё умеешь. Ты прошёл обучение, все тренажёры, наверняка делал хотя бы один самостоятельный полёт, будучи курсантом. К чему вся эта паника и опасения, сейчас?
Ярослав подошёл ближе, внимательно всматриваясь в приборную панель и пытаясь воскресить в памяти всё, что когда-то знал и умел.
— Я боюсь! Боюсь, что не смогу. Не сумею. А там за спиной столько людей. Ведь посадка это один из самых опасных этапов полёта, вы же это знаете не хуже меня?
— Мне ли не знать, — вслух сказал Ярослав и тяжело вздохнул. Снова возникли перед глазами образы прошлого и его горящий самолёт. — Я могу? — он обратился к Ивану, указывая рукой на кресло командира экипажа.
Парень, молча, кивнул головой.
Одонецкий присел в кресло и нерешительно коснулся руками штурвала. Пальцы его слегка подрагивали. Он повернулся к Кириллову.
— Иван, мне нужна вся информация о нашей посадке. Диспетчер в курсе, что ты будешь сажать самолёт один?
— Да.
— Значит, они окажут тебе помощь. Я услышу ваши переговоры и сделаю всё сам. Просто помогай мне, и прекрати, наконец, нервничать! Ты же пришёл в эту профессию обдуманно, и знал, что возможно будет всякое.
— Я из семьи военных лётчиков. И мой дед, и отец летали.
— Почему же ты пришёл в гражданскую авиацию? Больше нравится? — спросил Одонецкий.
— Больше понравилось моей девушке. Мы с ней знакомы со школы. И когда я поступал в лётный ВУЗ, мы так с ней и решили вместе, что я буду пилотом именно гражданской авиации.
Ярослав заулыбался.
— Ну и как, она довольна теперь твоим выбором?
— Довольна. Считает эту работу очень престижной.
— Престиж и только? Забавно. Вы поженились?
— Да. У меня уже двое детей.
— Ну, ты даёшь? И когда только ты успел?
— Мы поженились, когда нам было по девятнадцать.
Ярослав снова посмотрел в стекло кабины и перевёл взгляд на приборы.
— Ладно, оставим разговоры о личной жизни, на потом…
Одонецкий надел на голову авиационную гарнитуру и, взявшись руками за штурвал, обратился к парню:
— Ну что, Иван, будем сажать самолёт?
Он знал, что следующие полчаса будут самой опасной частью всего полёта.
Первые минуты связи с диспетчером, которые вёл Кириллов, показались отвыкшему от этого Ярославу слишком загруженными лишней информацией, к тому же путали его слух, переговоры пилотов, других авиалайнеров, а руки, держащие штурвал, словно забыли, что делать и потеряли свою чувствительность. Но уже через некоторое время стандартные команды и инструкции, которые он когда-то знал безукоризненно, настолько чётко были воскрешены памятью, что руки уже всё делали автоматически, лишь чётко выполняя распоряжения диспетчера и молча отсчитывая в голове обратный отсчёт времени, оставшегося до посадки самолёта.
Запрос метеоданных аэродрома (курс и система посадки, температура, эшелон перехода, видимость, сила и направление ветра).
Получив разрешение от диспетчера, они начинают снижение самолёта.
Ярослав смотрел перед собой в стекло кабины. Небо было удивительно ясным, ярко-голубого цвета, а проплывающие мимо облака, прозрачные с лёгким розовым оттенком, делали эту картину просто фантастической.
Он снова сосредоточился на приборной панели, делая мысленный отсчёт стремительно убегающего времени.
Они продолжают своё снижение, и весь остальной экипаж самолёта занимает свои места, готовясь к посадке и пристёгивая ремни безопасности.
Авиадиспетчер просит снизить скорость.
Иван говорит с диспетчером чётко, лишь иногда его голос слегка срывается от нервного напряжения. Он на мгновение привлекает внимание Ярослава, показывая рукой на след, оставленный другим самолётом.
Ярослав молча кивает головой и приступает к следующему этапу, предшествующему посадке. Во время снижения он должен держать позицию, и приземлится в пределах сотни метров зоны касания, чтобы иметь запас для остановки самолёта. Он проверяет показатели, чтобы быть в пределах угла наклона, траектории полёта самолёта. Их лайнер заходил точно на осевую линию, и снижение должно было произойти по идеальной глиссаде прямо на вторую полосу, указанную диспетчером.
— Начинаем посадку?
Иван повернулся и с волнением во взгляде, посмотрел на Ярослава.
— Да, — чётко и без колебаний ответил ему Одонецкий, отсчитывая в голове уже последние минуты до приземления.