В родных местах

Будучи от природы властолюбивой, Пелагея Сергеевна нуждалась… Нет, точнее будет сказать, не могла жить без того, чтобы кем-то не командовать. Она жаждала повиновения. Сама по себе любая сыновняя «мысля» не пугала ее, пугала холодноватая настороженность, которую Пелагея Сергеевна с некоторых пор стала чувствовать в Семене, и до причин, до сути коей никак не могла докопаться.

Седьмого ноября, возвращаясь с демонстрации, Семен случайно встретился с Еленой. Она шла с женщинами, несла флаг. Он кивнул ей и отвернулся, чувствуя прилив и радости, и обиды!

— Здравствуйте, с праздничком вас! — Елена приветливо улыбалась. — Что-то вы сегодня очень уж хмуры?

«Издевается», — подумал Семен и, пробормотав: «Все хорошо. До свиданьица!», стал обгонять.

— Подождите, Семен, помогите мне — это древко не такое уж легкое!

Была Елена добрым, чутким человеком, и сейчас она почувствовала, что этот странный, нелепый парень обижен ею.

— Пожалуйста, понесите. — И когда Семен, поборов смущение, зашагал рядом, стала весело рассказывать: — Сегодня перед демонстрацией видела Ефима Константиновича Щуку. По случаю праздника он выражается особенно выспренно. Одет как жених. — Она рассмеялась. — Хвастался, что выступает сегодня в филармонии, в концерте. Он в хор стариков записался. Придется сходить, посмотреть. Вы, кажется, не благоволите к нему. Да? А это честнейший человек. Он на удивление тонко чувствует, где непорядочность. И человека понимает, как никто другой. А с виду простоват: шуточки, прибауточки…

Семен молчал, и это задело Елену.

— Немногословные люди кажутся более умными, чем они есть, — сказала она уже другим голосом. И тут же пряча улыбку спросила: — А как вы организуете вечер?

«Организуете». Это было сказано не без язвительности, но Семен не обиделся.

— А вот приду и напьюсь в одиночку.

— Почему же в одиночку? Неужели вы до сих пор не завели друзей, хороших знакомых?

Нет, не завел. Он был, как засохший дуб — с глубокими корнями (домами), без веток и зелени (без друзей, без связи с миром). Он улыбнулся этому наивному сравнению с дубом, которое пришло вдруг ему в голову.

— Зря вы улыбаетесь. По-моему, ничего тут веселого нет. Вот что. Будет скучно — приходите в филармонию.

И он пришел. Неловко задевая кресла, не зная куда деть руки от смущения, прошел по залам, надеясь встретить Елену. Семен был почти уверен, что она с кем-нибудь из мужчин — такая женщина не может оставаться одна. Но Елена была с подругой.

Увидев Семена, она оживилась, с любопытством посмотрела на него. На Земерове был хороший костюм, модные ботинки, но выглядел он все же как-то неважно: и галстук слишком узок, к тому же съезжает набок, и рубашка совсем не подходяща по цвету к костюму, а главное, неловок, держится скованно.

— Что же вы, Елена Мироновна, без ухажера? — спросил Семен и удивился вульгарности своего вопроса. — «Почему мои слова глупее мыслей?»

— А вам кажется, что я непременно должна быть с кем-то? Раз так, то вы и будете сегодня моим ухажером. Согласны? Для начала расскажите, как вы живете. Все хозяйство свое расширяете? Эх, Семен, Семен!

Елена, еще когда шла с демонстрации, настроилась по отношению к Земерову игриво-насмешливо и до сей поры не могла избавиться от этого.

А Семен ликовал. Она впервые назвала его по имени да еще с какой-то теплой интонацией.

— Лучше вы о себе расскажите, — смущенно попросил он.

— Пожалуйста, если вам будет интересно… Родилась в Ленинграде, в семье врача. Родители зовут домой, но хочу еще года два-три пожить в Сибири — здесь хорошая практика, а там видно будет. Ну что еще… Была замужем, но разошлась, сейчас замужество кажется давним тяжким сном…

Семен сказал, смеясь: в ранней молодости он почему-то считал всех интеллигенток, особенно городских, распутными.

Елена попыталась выяснить, чем он занимается последние дни. Семен понял, к чему она клонит, и небрежно ответил, что не собирается намертво прицепляться к хозяйству и, если потребуется, все бросит и уйдет. Елена, в свою очередь, поняла, к чему клонит Семен, и заговорила о другом. Нет она не хочет сближения, и он подумал, что в который уже раз доброту ее и участие принимает за попытку сблизиться с ним.

Они вместе слушали концерт. Щука в антракте поймал Семена за руку.

— Хозяин решил оторваться от неотложных хозяйственных дел? Слушайте, голубчик, а чего бы и вам не стать участником самодеятельности? Ведь вы же недурно играете на гитаре. Я слышал.

Да, было как-то… Увидел Семен у новых квартирантов гитару. Тронул пальцами струны. Звучная. Одолевала его в тот день непонятная грусть, и играл он, помнится, с удовольствием. И все мечтал, чтобы услыхала Елена.

Он провожал Елену. Говорили мало. У Семена был какой-то натужный голос (такой голос тяжело слушать, он кажется фальшивым, втайне недоброжелательным), и Семен, как ни старался, не мог его изменить. Он чинно держал ее под руку, понимая, что эта чинность немного старомодна и смешна.

Возле дома Елены Семен сказал: