Первая стрела с глухим фырканьем ударила в сугроб, выбросив фонтан снега.
— Положите лошадей. Накройтесь щитами и лежите лицом к земле. — Голос Драккайнена был неестественно спокойным, даже равнодушным. — Просто лежите неподвижно и не двигайтесь.
— Что ты собираешься делать?
— На землю! — прошипел Вуко. Сунул руку за пазуху и достал несколько ссохшихся, как изюминки, ягод, что искрились в темноте радужным переливом. — Не вставайте, пока все не закончится.
Он снял капюшон, бросил ягоды в рот, поправил меч на спине, а потом достал оба палаша. Ртутно-радужный проблеск появился в уголках его глаз — сперва как отдельные пятнышки, а потом как однородное сияние.
— Оружие на землю и на колени! Не ложиться, трусы! — отражалось от стен оврага.
— Начинаем, Цифраль, — прошептал Драккайнен.
— Ты уверен? Чтобы потом не было претензий…
— Запускай меня, Цифраль! Делаю, что захочу.
Новые факелы с шипением падали вокруг, рисуя в воздухе полосы, как метеоры.
Вуко раскусил ягодки и проглотил, чувствуя странный, пенистый привкус, который ударил в ноздри и мозг. Ему показалось, что снег стал цвета крови, а на овраг опустилось красное сияние.
Их увидели с боковой башни. Сперва триумфально затрубили рога, раздались крики и удары в щиты. А потом увидели, как едут шагом, нога за ногу, и вместо всадника перевешивающийся поперек седла мешок; фигуру, что покачивалась рядом; уставшие, серые лица остальных и обильно окропившие камуфляж капли крови.
Радостные крики постепенно стихли.
Прибывшие молча подъехали под частокол и остановились как вкопанные.
На озере покачивался корабль. Вполовину длиннее и выше «волчьих» лодок, сбившихся подле укрепленной пристани. Более того, он весь светился и посверкивал, будто статуя изо льда, даже казался полупрозрачным. На корме высилась надстройка, слегка похожая на ту, что была на кораблях Людей Огня, но на этом корабле имелась лишь одна мачта, а еще странный, задранный нос с торчащим штевнем, что заканчивался драконьей головой. Все это выглядело жутковато и, казалось, светится странным, зеленоватым блеском. Он стоял на большой льдине, та окружала корпус, а на льду лежало несколько тел.
— Что это такое? — прошептал Спалле.
— Не знаю, — ответил Драккайнен. — Но ничего хорошего.
Ворота городка осторожно отворились, когда они подъехали, воины выбежали, заслоняя их стеной щитов от озера и призрачного корабля; а тот стоял на воде неподвижно и молча, словно ожидая.
— Появился утром, сразу как вы вышли, — сказал Атлейф после приветствий, когда они уже сидели в большом зале, трясущиеся и измученные. — Сразу встал на озере. Никто не видел, как он приплыл, никто с него не сходил. Выглядит как пустой. Лед еще не встал на озерах, но корабль принес собственный мороз. Лед — только вокруг него. Мы сперва кричали в его сторону, но это ничего не дало. Трое поплыли лодкой и взошли на лед, но едва приблизились — упали. Гери и Геральди, отец и сын. А еще Орофнир Дождевая Тень. Теперь лежат там, все поросли цветами изо льда, и никто не может принести их тела назад. Люди, которые поплыли в неудачный набег, после говорили об острове, на котором живет Песенник. Острове, где растут ледяные кусты и деревья. Наверняка там были и такие корабли. Но мы не знаем, что бы это значило. С Ледяного Острова вернулось немного людей.
Драккайнен некоторое время молчал, вертя в руках серебряный кубок с медом и специями.
— Что с Грюнальди?
— Если до этого времени не умер, будет жить, — отозвался мужчина, сидящий рядом с Атлейфом. — Порой просыпается и блюет. Немного бредит, но людей узнает. Хороший знак.
— Корабль появился в тот самый день, когда мы вышли? Не позже?
— Я ведь сказал. В тот же день.
Вуко стоял на краю пристани и смотрел на корабль. Огромный, зеленовато-стеклянный корпус колыхался на воде, лед под ним слегка подтаял, остался только продолговатый язык, на котором лежали тела.
— Это твоя работа, ван Дикен? — прошептал. — Тебе подумалось, что я скандинав, поэтому ты прислал за мной ледяной драккар, да? Ты что-то бредил о Нибелунгах. Но такое не в твоем стиле. Ты же знал, что я на борт не взойду. В твоем стиле — Босх. Не вижу я тут твоей руки. Ты любишь чванливый сюрреализм и голландских мастеров шестнадцатого века. А этот корабль выглядит по-другому. У меня мама была художницей, почерк мастера я различать умею, пусть даже такого жалкого бумагомараки, как ты. Этот корабль сделал кто-то другой.
— Ты ведь не хочешь туда лезть? — спросила Цифраль. — Это ловушка.
— И что за ловушка?
— Что-то притягательное. Как блесна на кончике лески. Что-то, привлекающее внимание того, кто ищет ответы и не знает, что делать дальше.
— Если честно, не знаю. Копье пропало. Ван Дикен жив. Колючее Сердце погиб, спасая мне жизнь. Поражение.
— Мы живы. Как и остальные. Ты потерял одного, но трое вернулись. Могло быть и хуже.