В середине века

Блуждания за границами городских окраин стали важной частью моего бытия. В спокойные часы, когда в цехах не ожидалось чрезвычайностей, я уходил в «служебную командировку», так это объявлялось требовавшим меня телефонным голосам. Эта была и вправду служебная операция — я служил себе, «работал над собой», как принято было тогда говорить, — истово и радостно утаптывал валенками или тяжелыми американскими ботинками, выданными вместе с персональным кителем, то снег, то склизкую, мшистую, валунистую тундру. В Норильске загородные прогулки вольных обычаем не стали. В этом городе неслужебное существование замыкалось в каменных стенах зданий либо в рваных досках и ржавой жести балков в городских «шанхаях». Только мой добрый знакомый, физик Владимир Николаевич Глазанов, я это узнал поздней, использовал, как и я, подаренные ему пропускные «ноги» для прямой работы ногами в тундровом «Занорилье».

Выходы из города не всегда были бесцельны. Временами я превращал прогулки в географические исследования. Во второй половине января на широте Норильска закончилась полярная ночь — солнце уже выглядывало на несколько минут над горизонтом. Но так происходило только теоретически. На практике его еще долго и глухо скрывали горы.

Солнце начинало выдираться наверх в январе — снизу, из-под горизонта, с востока на юг за спиной Барьерной. Но, так и не показавшись, уходило позади Рудной снова вниз, за горизонт — радовать края, не подозревавшие, что существует такое грозное время — полярная ночь… Юг, приходившийся на долинку между Рудной и Барьерной, был местечком, где солнце меньше всего поднималось в небе, — только в начале февраля оно набирало силы, чтобы высунуть сияющий ободочек в междугорье. Но, даже не поднимаясь, оно давало о себе знать заревом, вспыхивавшим в горной долинке ручья Ергалака, текущего на юг между этими двумя горами.

Сперва это было светлое пятнышко, оно появлялось лишь на несколько минут. С каждым днем пятнышко расширялось, поднималось выше, делалось ярче. И в конце января каждый полдень горный юг озаряла феерия светопожара. Он шел от Барьерной к Рудной, золотые и малиновые струи вырывались откуда-то из горных недр, образовывали сияющий полукруг — солнце предваряло свое появление красочной аурой, короной света и цвета. Но сияние тускнело, аура стягивалась, сияющие лучи короны гасли — светило, так и не выбравшись наружу, снова погружалось вглубь. И так должно было продолжаться до второго февраля — этот день считался днем первого появления солнца над Норильском.

Мне всегда не хватает солнца. Если бы я жил в древности, солнцепоклонство было бы самой близкой мне религией. Много лет в январе я выходил наружу и любовался — с восхищением и тоской — его попытками выдраться из-под земли и уходил к себе считать дни до его появления. Бесконвойный пропуск дал возможность сократить ожидание. Я бы не простил себе, если бы не воспользовался такой возможностью. И во второй половине января 1945 года я вышел на тайное свидание с солнцем.

Я заранее рассчитал маршрут. Солнце возможно было увидеть, лишь отдалившись на север от трехгорья — «большое видится на расстоянье», говорил я себе. Оно должно выскользнуть из-за западного склона Барьерной и, пересекая долину Медвежьего ручья, где пышно бушевал световорот, скрыться за восточным склоном Рудной. Надо забраться подальше на север и на запад, только там на несколько минут откроется солнце. На северо-западе раскинулось озеро Долгое, питавшее водой котлы ТЭЦ и охлаждавшее ее генераторы. За ним простиралось тундровое редколесье — даже невысокие лиственницы могли закрыть обзор. Я направился к западной окраине озера, за насосную станцию ТЭЦ.

Здесь я выбрал возвышенное местечко, затянутое льдистой броней, и стал ждать. В долине Медвежьего ручья высветилась заря. На западе, севере, даже на востоке была посеревшая полярная ночь — на небе тускло посверкивали звезды. А на юге расширялось пламенное полукружие, оно оттесняло сумрак, бросая багровый отблеск на восточный склон Рудной. Багровое сияние превратилось в малиновое, накалилось до червонного золота — и вдруг из-за неожиданно потемневшей на фоне сияния Барьерной выскользнуло солнце. Я закричал, сорвал с себя шапку и подбросил ее вверх.