В шаге от вечности

— Это моя сестра Сильвия. — продолжала его знакомить Эшли со своим семейным древом. — Она социальный психолог, ведет гендерные исследования, занимается коучингом и консультированием семейных пар.

— О, как интересно.

Гарольд мысленно скривился, будто съел плохо приготовленную рыбу фугу, но промолчал. Он считал таких специалистов бесполезными проедателями грантов, которых вполне можно отправить на подкормку для трансгенных растений. Он всегда думал, что главный атрибут человека — разум. Поэтому особенности мировоззрения… или устройства мозга — могут быть основой для типологизации людей. Как и материальный уровень. Но не особенности ковыряния в носу. А именно чем-то подобным ему казались все дополнительные гендеры. Не более чем декоративная деталь, как татуировка или серьга в пупке. Как можно требовать к себе особых отношений из-за хобби? Почему-то любители шахмат не требуют для себя особых местоимений, отдельных уборных и не подают в суд, когда их путают с игроками в шашки. Даже биологический пол, хоть он и пока реален, скоро устареет. Не говоря уже про эти глупости. Разве имеет пол киборг или программа?

— А ее сын Грегори настоящий вундеркинд, — продолжала Эшли, — Хочет быть политологом. Он посещал лекции Леона Ванцетти… и не только сетевые. Да, того самого. Ужасная история.

— Да… мы обязательно доберемся до этого профессора-террориста. И тогда вести свои уроки он будет из надежной тюрьмы на Райском острове. Надеюсь, мальчишка не успел от него чего-то нахвататься.

— Да ты что! Грег у нас либеральных взглядов. Доклад делал по книге… как его… Фрэнсиса Фукуямы. «Конец истории».

Гарольд знал, что в таком возрасте взгляды иногда меняются на сто восемьдесят градусов. Он знал людей, которые за подростковый период успели побыть и коммунистами, и фашистами, и религиозными фундаменталистами. А потом перебесились и стали обычными офисными тушканчиками.

— А вот ты… ты хочешь иметь детей? — попытался он сменить тему, потому что давно хотел это спросить.

— Ну… когда-нибудь, возможно. Лет через пять. Мне надо еще образование подтянуть. И карьеру. Я хочу дослужить до сорока, чтоб налоговую льготу получить, а потом найти себе работу полегче. Чтоб я могла быть хорошей матерью. А пока у меня план посетить еще тридцать знаменитых музеев и галерей. Они сейчас почти пустые. Как и гипермаркеты.

— А ты не боишься… что пока будешь работать и ходить по музеям… твой генетический материал… испортится? Я бы поторопился на твоем месте. Иначе твои гены будут потеряны для человечества.

— Ну и пусть, — Эшли махнула рукой. — В них нет ничего особенного. Я же не Эйнштейн, не Мадонна и не Сальвадор Дали. Есть NutriMa и есть банк яйцеклеток. Стоит это недорого. Электронные часики тем и хороши, что не тикают. Знаешь, не тебе про сохранность генов говорить. Ой, прости.

Но она и не обидела. Он был к этому готов. Еще год назад было внесено в Мировой совет предложение китайского делегата Ли-как-его-там-по-фамилии (вылетело из головы) сделать генетическую паспортизацию обязательной и всеобщей. Да, оно до сих пор не было одобрено. Было уже три заседания и четыре доработки проекта. Но все шло к тому, что рано или поздно эта инициатива будет принята. Кто-то ее лоббировал.

Ну а пока — данные тех людей, которые паспортизацию все же прошли — добровольно или по требованию работодателя — регулярно сливались какими-то доброхотами в Сеть. И были там доступны совершенно свободно. Пока это был от силы каждый двадцатый. Но Гарольд был среди них — в Корпусе существовали такие требования. И даже их списки хакеры украли. А Эшли наверняка все посмотрела. Это дело двух минут.

Австралояпонец хорошо знал, какие в его Г-паспорте стоят цифры и какие особые пометки.

Страшно представить, сколько судеб сломали эти цифры и особенно совместные анализы пар. Да, некоторых они, наоборот, спасли от рождения нежизнеспособного потомства. Но даже сейчас, когда метод существовал уже лет тридцать, почти все показатели были вероятностными, а не абсолютными, и имели большой разброс и в процентах, и в возможной выраженности аномалий или патологий. И много ли желающих будет переходить к серьезным отношениям, если, например, риск шизофрении у совместного потомства будет составлять двадцать процентов? Или даже пять.

Если доводить это до абсурда, то детей теперь вообще заводить естественным путем было нельзя, потому что при достигнутом уровне диагностики каждая родительская пара на Земле получила бы в свои паспорта минимум пятипроцентную вероятность хотя бы одной патологии потомства. Не говоря о том, что в паспорте отражались риски даже для второго и третьего поколения носителей генов — а там вероятность становилась уже почти пятидесятипроцентной. Даже при условии их полностью здоровых партнеров.

Конечно, можно было создавать и выбраковывать зародышей одного за другим, пока не получится условно здоровый. Но не все на такое соглашались. И не только по религиозным мотивам, но и по этическим.