Генетическая коррекция тоже развивалась. Чаще всего она проводилась в лабораторных условиях после оплодотворения собственной яйцеклетки проверенным материалом из банка спермы. Но на донорские яйцеклетки тоже был спрос. А «дети от трех родителей» рожденные с помощью митохондриальной хирургии были уже совсем не экзотикой.
Любое зачатие традиционным путем оставалось риском. Правда, инстинкт говорил, что на этот риск надо обязательно пойти, а все эти пробирки и шприцы — от лукавого.
«Какого дьявола? А ведь я вру себе, — подумал Гарольд. — Процесс же для меня в сто раз важнее, чем результат».
Причем именно с ней. И не в виртуале. Никаких суррогатов.
— Раз уж мы заговорили о снимках… хочешь, покажу тебе мое селфи на развалинах Петронас-Тауэр в Куала-Лумпуре? Или гостинцы Рюгён в Пхеньяне? Близко к эпицентру взрыва. Я там сопровождал ООНовскую комиссию.
Она кивнула, и он отправил ей картинку прямо в глаза. Она приняла. Он там был в механизированном защитном костюме и с автоматом.
— Очень опрометчиво с твоей стороны. Там же радиация!
Он усмехнулся.
— Это была экологически чистая бомба. И с момента ее взрыва прошло много времени и фон там нормальный. Это не более вредно, чем делать рентген-снимок каждый год.
— Я поняла. Но в детстве… вы же жили рядом с тем местом, где КНДРовцы взорвали свою ракету?
— Да, в двадцати километрах. Ветер приносил с севера осадки. Но мы сразу после конца пятидневной войны уехали. В Австралию. Не дожидаясь официальной эвакуации префектуры. К отцу.
Он не собирался от нее ничего скрывать. Да и не вышло бы. Спасибо пиратам. Генетический паспорт стал таким же доступным в сети, как кредитная история. Никакая врачебная тайна тут не работала. Его можно было подделать или спрятать. Но все это потом легко разоблачить.
— Мне интересно другое… а зачем в наше время люди нужны друг другу? — спросила вдруг она.
— Ну, можно чем-то приятным заниматься. Гулять и смотреть, как цветут сады сакуры…
— Эй, полегче. Это эвфемизм? А я про дружбу говорю. Зачем мужчина женщине как друг? Если он гетеро. Ведь у них даже общих увлечений нет. Ни по магазинам или в парикмахерскую не пройтись, ни на футбол или в паб сходить. Два разных непохожих мира.
— Какой сексизм и ретроградность, — саркастически усмехнулся Гарольд. — Сразу видно, что знакомые у тебя в основном мужланы-военные. Потому что современный мужчина лучше тебя знает, какого цвета сумочка в этом сезоне модная и где самый лучший барбершоп. А вообще, всем известно, что женщины и мужчины отличаются только личным выбором гендера, который надо делать в начальной школе. А гормоны, физиология и анатомия ни на что не влияют.
Похоже, она поняла, что он издевается. А кто-то и не понял бы.
— В небольших дозах ретроградность не плоха. Как и твои патриархальные солдафонские шуточки. Она придает викторианский шарм. Но если ее избыток — вами заинтересуется Полиция толерантности, сэр.
— Никогда с ними не сталкивался. Повезло. Наверно, боятся меня трогать, так как я небелый.
Гарольд слышал много про эту международную общественную организацию. Они не имели полномочий арестовать, как настоящая полиция, но могли понизить сетевой рейтинг. А это хуже небольшого штрафа и ненамного лучше тюрьмы. С низким даже кредит не возьмешь под выгодный процент. Можно судиться, можно даже победить — но замучаешься пыль глотать. Вроде бы все добровольно и «рекомендательно».
— Здесь в Британии они мягче, чем на Континенте, — поделилась Эшли. — Не верь всяким сплетням. За простую сексистскую оговорку вроде «все женщины любят розовое» или «ни одна баба не сможет починить турбину гидроэлектростанции» тебе ничего не сделают. Для этого надо сказать что-нибудь действительно ужасное. Вроде «все женщины — неполноценные разумом существа, которых надо держать взаперти и регулярно насиловать».
— Женщины милые, хоть и не совсем нормальные существа, — произнес Гарольд, глядя на нее пристально. — Но нам они нравятся именно такими. А уж насиловать их можно только по их личной просьбе.
— О, ужас. За тобой уже выехали. Не шути так. Я серьезно.
Посмеялись. Но ему показалось, что посмеялась она как-то… дружески. Как могла похихикать с подругой. Совсем не так, как хотелось бы.
— А ты не встречала женщин квантовых физиков и мужчин — собачьих парикмахеров? Как будто у тебя самой женская профессия.
— Я встречала всяких, — Эшли сидела в целом расслабленно, но ноги ее были сжаты, и это был плохой знак, который никакие откровенные слова не перевешивали. Акции снова теряли в цене. Намеков она демонстративно не понимала. Робот наверняка сказала бы, что настаивать не стоит, но он понял это и сам, — Разных. Вот ты интересный. Живой. Хороший мужчина и совсем не бука. Не машина с шестеренками. Я думала, что у вас там все помешанные на работе аскеты. Или наоборот, извращенцы, которые обожают порно со щупальцами.
— Эй, это миф, что тентакли так популярны у нас. Такой же, как про автоматы с использованным женскими трусиками.