В шаге от вечности

Но там на самом берегу озера у статуи Питера Пэна этот балбес сказал ей те же слова, что и в реальности:

«А хочешь, я поцелую тебя туда, куда еще никто не целовал?».

Наверно ее лицо покраснело — то ли от смущения, то ли от злости. Вот уж точно намек не по адресу. Ее подруги меняли парней как перчатки, и практиковали такие вещи, которые даже не «восемнадцать плюс», а «двадцать пять плюс». А у нее была только пара эпизодов старомодной влюбленности, как в викторианских романах, которая не закончилась ничем. Ну, почти ничем. Кое-что было. Но разово. И это к середине третьего десятка лет!

Она ничего тогда не ответила, а он взял и поцеловал ее в макушку. Макс был выше сантиметров на десять, и ему это было легко.

«Неправда. Мама делала так», — сказала она, порозовев, но уже без обиды. Ей совсем не хотелось его прогонять или угрожать судом за харрасмент.

В этот момент она очнулась. Что-то на самом деле касалось ее головы. Это был плавающий в воздухе тюбик с пастой. Не зубной пастой, а итальянским национальным блюдом, переделанным в рацион для астронавтов. Тюбик был мягкий и не имел острых краев.

— Если проснулась, поешь, — услышала она голос Гарольда. — Надо себя заставлять. Желудок склеится.

Эшли вспомнила их с Максом дом в Лондоне, в районе Ислингтон. Который теперь был только ее дом. Боль ностальгии неожиданно резанула ее. Нет, с домом-то ничего не случилось. Он стоял по-прежнему, с садом, которым занимались в ее отсутствие только бездушные роботы. Хотя и нуждался в небольшом ремонте. Как говорил агент по недвижимости, чтоб продать это строение за оптимальные деньги, надо вложить в него еще сто тысяч глобо. В некоторых комнатах требовалась новая внутренняя отделка. Они даже задумали там небольшую перепланировку, пока еще были вместе. Но начать ее можно было только после того, как была бы выплачена вся сумма ипотеки банку.

Но пока они в нем жили, это было милое место. Если бы Макс больше внимания уделял ей, и меньше — своим шизанутым друзьям, все вышло бы иначе.

Она вспомнила, как перехватила входящий траффик и отследила каналы, которые он открывал — и ладно бы это было порно! Но это был «Разоблачитель», его вел какой-то экспат китайского происхождения. Который и на родине был диссидентом, а, эмигрировав в Брюссель, продолжил разоблачать уже Мировой Совет. Хотя уже тогда начались первые аресты и, что еще хуже, блокировки счетов и чипов, после которых даже на такси не проедешь.

«Ты неприятностей хочешь? И для себя, и для меня? — возмущалась она, немедленно заблокировав ему доступ не только к сети, но и ко всем системам умного дома, — Че Гевара, твою мать. Какое Сопротивление? Мы что, в оккупированной Франции 1944 года?»

«Примерно так», — с горькой усмешкой ответил Максим.

Чуть позже она узнала, что он переводил деньги на краудфандинговый счет фонда для покупки каких-то приборов в Южной Америке.

«Какого черта ты тратишь наши деньги на дела непонятных аборигенов? — взъярилась она, устав от его уверток. — Как их там? Сандинисты?»

«Неосапатисты».

«Они что, астрономы? Какого хрена им нужно столько оптических устройств?».

Он не сразу ответил, а только улыбался, и ей пришлось топнуть ногой.

«Эш, детка. Крестьяне полуострова Юкатан страдают от нападения болотных крокодилов, которые расплодились из-за того, что корпорация «Юнайтед Продактс» угробила экологию региона. Оптические сенсоры на дронах помогут им справиться с напастью.

«А тепловизионные детекторы им зачем? Крокодилы — хладнокровные рептилии».

«Беспроводная передача энергии там почти не работает. Все по старинке, по проводам. А из-за тамошней жары часто перегреваются трансформаторы».

Вроде бы звучало складно. У нее тогда заболела голова и она махнула рукой, поняв, что на каждый ее вопрос у него найдется готовый ответ. Она просто попросила его так больше не делать, потому что свой лимит благотворительности они исчерпали на много лет вперед. И одно дело помогать трансгендерам с острова Барбадос в борьбе за их законные права, или защищать пингвинов, и совсем другое — содействовать истреблению крокодилов, которые не виноваты ни в чем. Какими-то немытыми пеонами в пончо и сомбреро. Так она себе представляла неосапатистов.

Она проснулась. В отсеке горел слабый свет.

Гарольд сидел в кресле, так же неподвижно, как вчера, когда она очнулась после беспамятства.

— Мне не дает покоя мысль, — вдруг сказал он, как-то почувствовав, что она не спит (может, все-таки видел ее параметры?). — Что если «Тедди» просто приманка. И они не надеялись, что прорвутся. А целью были мы. Нет, не мы лично, а корабли Корпуса.

— Да ты что?.. — всплеснула руками она. Это было страшно. Действительно страшно. Почти так же страшно, как если бы целью атаки были персонально они. Потому что если дело касается таких масштабных вещей, то никто и нигде не может чувствовать себя в безопасности.

А значит, все может не закончиться и после возвращения на Землю. Она вдруг всем существом почувствовала близость бесконечной тьмы и космического холода.

— Ты обещал рассказать про «Детей Вендиго», — вдруг вспомнила Эшли.