В широком прокате

Но, по правде, именно этот – второй – вариант лично мне показался самым удачным. Особенно по сравнению с последующими, которые, согласно мнению большинства заложников, с каждым разом становились всё хуже. Настолько хуже, что кое-кто даже перестал ходить на эти показы.

После пятого варианта Штильман сломался. Я поняла это потому, что никогда прежде не видела режиссёра в таком состоянии. Дэвид не просто был подавлен; он был опустошён. Когда все расходились с того злополучного пятого показа, он даже не встал со своего места. Так и остался сидеть в кресле, пока по экрану плыли финальные титры с нашими именами.

– Дэвид, – подсев к нему, тихо заговорила я, – прости, если мои слова тебя заденут, но, кажется, все эти трансформации не идут на пользу фильму.

Мужчина обратил на меня свой неживой взгляд, ожидая продолжения, но, так и не дождавшись его – добавить мне было нечего – раздражённо ответил:

– Я знаю, ты думаешь, не знаю? Думаешь, я не вижу этого?

– Тогда почему ты продолжаешь убивать свой фильм? – я тут же поправилась: – Наш фильм.

– Потому что нам нужно выбраться отсюда, и единственный способ сделать это…

– Угодить Заказчику, – закончила я за Штильмана. – Но только кем бы он ни был, думаю, он не такой эксперт в кино, как ты. Уверена, у него нет такого опыта, как у тебя. Он не снимал картин, сорвавших овации в Каннах и Венеции. Его не называли «молодым гением авторского кино».

– И что ты этим хочешь сказать? – нетерпеливо проговорил Дэвид.

– Как будто тебе никогда не приходилось защищать свои фильмы и настаивать на том, чтобы всё было по-твоему. Мне кажется, настал момент, когда нужно проявить твёрдость в отстаивании своей позиции.

Режиссёр долго не отвечал, и я уже собралась спросить, слышал ли он мои слова. Но вдруг он вскочил на ноги и пристально посмотрел в сторону двери.

– Всё верно, пора брать ситуацию под контроль, – пробормотал мужчина и тут же бросился к выходу из зала.

– Дэвид?.. – растерянно бросила я ему вслед.

– Ты чертовски права, Лиз, хватит сидеть сложа руки, – обернувшись на несколько секунд перед тем, как переступить порог, проронил Штильман.

Куда бы он ни шёл – я за ним не последовала. Впрочем, даже если бы в тот момент я отправилась за ним, это ничего не изменило бы.

Глава 20

Дэвид временами был довольно склочным человеком. Он не терпел и не признавал чужого превосходства. Мог вспылить из-за пустяка. Иногда мстил за собственные – чаще всего, надуманные – обиды.

При этом ни разу за время нашего плена – за исключением того злополучного дня, когда случился неудавшийся побег Нойманна и Синга – режиссёр не ввязывался в ссору с хозяевами бункера. Более того, обычно он предотвращал и улаживал конфликты заложников с охранниками или персоналом. С самого начала мужчина поддерживал идею Заказчика и подталкивал нас к мысли, что не сопротивление, а подчинение власть имущим поможет поскорее выбраться на свободу.

Злые языки болтали, что симпатизировавший похитителям Штильман сам вполне мог быть Заказчиком: одержимый кино, деспотичный и безумный в достаточной степени для того, чтобы организовать наше «похищение». Хоть в глубине души я и не исключала, что главным мог быть кто угодно, кроме меня, Джен и Пола, всё-таки кандидатура Дэвида мне казалась маловероятной: если бы он задумал подобный проект, тщеславие режиссёра не позволило бы ему так долго оставаться в тени.

Однако я и предположить не могла, что недовольство Заказчика вариантами фильма приведёт Штильмана к бунту.

Вскоре после нашей с ним краткой беседы, которая не внушила мне должных опасений, ко мне в номер ворвалась Джен и, задыхаясь так, будто прибежала издалека, выпалила:

– Штильман объявил голодовку. Уселся посреди столовой и заявил, что не будет есть, пока Заказчик не примет вторую версию «Поклонения».

– Не может быть, – протянула я.

– Ещё как может. Все уже на ушах стоят. Охрана переполошилась, многие из наших хотят поддержать Дэвида и отказаться от еды в знак протеста.

– Ты удивишься, если я скажу, что, возможно, Штильман так взбунтовался из-за моих слов?

– Боже, Грант, у меня уже нет сил ничему удивляться, – усмехнулась Питерс. – Давай пойдём туда, а не то пропустим всё веселье.

В столовой творился невообразимый хаос. Дэвид, стоя на столе и возвышаясь над толпой, состоящей из заложников и людей в чёрном, во всю глотку пел «Интернационал». Несколько пленников с энтузиазмом подпевали режиссёру, а те, кто не знал слов, но тоже хотел приобщиться к песнопению, хлопали в ладоши. Некоторые из наших безучастно или даже с осуждением взирали на новоиспечённых революционеров. Охранники, судя по их напряжённым позам, готовы были в любой момент начать подавление протеста, но, похоже, подобного приказа им никто не отдавал.

Не успела я проникнуться атмосферой бунта, как Смит, которую я сначала не приметила в толпе, крепко обхватила рукой моё левое плечо и потянула меня обратно к выходу. Джен попыталась было отбить меня у Сандры, но та что-то проговорила ей на ухо, и подруга, взглянув с сочувствием мне в глаза, кивнула женщине, будто разрешив утащить меня неизвестно куда.