В смертельном трансе

— Но ты, кажется, отпер ее, Алекс?

Да. Взял себя в руки. Вероятно, там друг. Наверняка даже. Скорее всего, один из Ларсов — только в Миннесоте у вас может оказаться двое друзей с одинаковой скандинавской фамилией. Отправился погонять на велосипеде и решил заехать за мной. Вот почему я подошел к ящичку домофона и нажал на кнопку — хотел убедиться, что это один из Ларсов, — но чувствовал себя так, словно включил электрический стул.

— Привет, кто там? — крикнул я в ящик на стене.

Внизу помолчали. Потом я услышал: «Тони».

Я вытаращил глаза. Тони? Конечно, это та самая Тони. С другими не знаком. И, конечно, она возвращается в мою жизнь. Но разве я не знал, что так будет? Разве не ждал все эти десять, или двенадцать, или сколько там лет?

Я не мог слова вымолвить, понятия не имел, что делать. В голове промелькнула старая история. Это было в Нью-Йорке, мы с подружкой обедали в ресторане, и кто, как вы думаете, сидел с нами рядом? Кумир моей подруги, идол из идолов, рок-звезда Стинг. Пэтти, годами мечтавшая встретить Стинга на нью-йоркских улицах, разучившая поздравительную речь (дорогой Стинг, поздравляю с новорожденным), Пэтти, которая за словом в карман не лезла, вдруг потеряла дар речи, как будто язык у нее отсох, не могла ни говорить, ни есть, так что мне пришлось минут двадцать толковать о дистанционных открывалках для гаражных дверей, пока Стинг не поднялся и не ушел. Тогда Пэтти схватила с его тарелки булочку, запихала в рот вместе с бумажной розеткой и, жуя эту дьявольскую смесь из отрубей, зерна и бумаги, выговорила набитым ртом: «Я просто не знала, что сказать, ребенок-то уж давно не новорожденный!»

Сейчас так было со мной. Правда, Пэтти отлично понимала, что ее будущее не изменится от встречи со Стингом, а я сердцем чуял, что Тони возвращается в мою жизнь. Но так же, как у Пэтти, давным-давно устарел мой заготовленный и затверженный вопрос: «Ну как твоя интернатура?» Так я намеревался спросить, потому что из-за медицины она со мной порвала. Из-за своей карьеры. Так она утверждала, но я ей не верил. Это был предлог. Что-то за этим скрывалось. Любовная история с другим медиком?

Но спрашивать ее сейчас об интернатуре было смешно и нелепо, ведь Тони давно стала доктором медицины и работала терапевтом в чикагском госпитале самое меньшее восемь лет. Так что я никак не мог сказать в домофон: «Приветик, Тони, как твоя интернатура?»

В голове моей было пусто, словно после лечения электрошоком; не оставалось ничего иного, как нажать кнопку «дверь». Я это сделал и еще раз впустил Антуанет Доминго в свою жизнь.

Я знал, что совершаю ошибку.

Шесть лет назад, после гибели отца в авиационной катастрофе, я обратился к психотерапевту — никак не мог оправиться, все еще сердился на отца, сильно не ладил с матерью. Психотерапевт сказал мне: прежде всего забудь Тони, освободись. Но я все равно рвался к ней, к Тони. И вот теперь нажал на кнопку домофона и впустил доктора Доминго в свою жизнь. Я понимал, что совершаю ошибку. Знал, что это принесет беду нам обоим.

Я стоял в длинной узкой прихожей своей кооперативной квартиры. Чуть-чуть приоткрыл дверь и прислонился к стене. Все стены квартиры были обшиты панелями темного дуба — за это пришлом заплатить особо. Какая ошибка — не дубовые панели, а решение открыть дверь и впустить ее. Сердце лупило, как насос. Тони. Проклятье! Надо захлопнуть дверь — и вниз по черной лестнице, на велосипед и закрутить педали. Да, думал я, я должен, обязан это сделать. Я знал, знал, что одному из нас не быть в живых. Такие у нас с Тони были отношения.

— Мы можем остановиться в любую минуту, Алекс. Ты только скажи, — произнес заботливый голос.

Конечно же, я не мог себя удержать. Мне необходимо увидеть Тони. Взглянуть еще раз. Всего одна встреча. Не увижу сейчас — не увижу больше никогда. В этом я был уверен.

Я бессильно потянулся к двери и услышал спокойные шаги на лестнице. Ступеньки деревянные, выстланные зеленой дорожкой. Лифта нет. Тони поднимается на третий этаж, под ее легкими шагами некоторые половицы поскрипывают. Я был готов, едва услыхал звук ее шагов. Я стоял, прислонясь к стене, и сквозь стук своего сердца слышал этот звук — он приближался. Я опустил голову. Посмотрел на паркет — будто в нем была разгадка. Чертовщина! Дурацкая ошибка. Эта глава кончена. Или не кончена?

Вдруг я ощутил ее присутствие — звук шагов смолк. Я поднял голову, попытался заговорить. Прошептал: «Тони».