В Суоми

Но мне казалось еще более знаменательным то, что старинное правило «разделяй и властвуй» в дни забастовки коммунальщиков в Турку дало весьма ощутимую трещину. Тяга рабочих к единству ломает не одну искусственно поставленную перед ними преграду, и то, что из-за нынешнего состава муниципалитета пришлось пойти на компромисс, сулило обострение борьбы на предстоящих выборах в городское самоуправление.

И было также ясно, что в тех городах, где в муниципалитете левые силы имеют за собой большинство, как, например, в Кеми, и не придется прибегать к компромиссу, решения будут более справедливыми.

— Ведь надо и то помнить, что четырехтысячная прибавка низкооплачиваемым вся пошла бы на рынок, увеличивая занятость других трудящихся, тогда как более крупные надбавки высокооплачиваемым застрянут на их банковских счетах! — объяснял мне детали здешней жизни Аллан Аалто, участник, как он сам сказал, пяти забастовок…

— Смотрите! Газ зажегся! — обрадовалась жена Паянена и погасила примус.

Коммунальная прорубь

На другой день утром, после осмотра цехов и верфей «Крейтон — Вулкан», Тойвонен стал нас торопить:

— Хорошо бы подоспеть к проруби во время обеденного перерыва, когда там многолюднее, чем в другие часы.

Ярно Валтакари, секретарь здешнего отделения общества «Финляндия — СССР», остановил машину около Приморского парка, у трамвайного кольца.

Сегодня здесь весело позванивали трамваи.

Оставив машину у кольца, предводительствуемые Тойвоненом, мы пошли по утоптанной в снегу тропинке через сосновую рощу, к берегу моря. Ветер шумел, раскачивая сосны.

— Неужели кто-нибудь сейчас купается? — спросил я, поеживаясь от холода.

— Конечно! — И Тойвонен стал рассказывать, что в Турку в проруби регулярно купается не один десяток человек. И никто еще не заболел, не схватил воспаления легких. Более того — купающиеся считают эту процедуру лечебным средством, помогающим при многих болезнях.

«Прорубщики» организовали даже свое общество. Председатель его в Турку — известный зубной врач.

— Вы, вероятно, сейчас встретите тут человека, который был раньше очень сгорбленным, а за год купания уже на несколько сантиметров разогнулся! Честное слово!

— Я тоже собираюсь вступить в это общество и ежедневно окунаться в прорубь. Утверждают, что помогает от радикулита, — сказал Ярно Валтакари.

— За чем же остановка?

— Да вот Хельми, жена моя, ни за что не разрешает. Боится. Нельзя, мол, начинать среди зимы. «С будущего года, говорит, вместе будем ходить!»

Мы подошли к стоящим на берегу дощатым летним купальням. За ними лежала бескрайняя ледяная, торосистая пустыня моря. С мостков купальни две лесенки спускались к темной воде. Это было не разводье, не полынья, а большая прорубь, с толстой, скользкой наледью по краям. Отгоняя руками длинные прозрачные иголки льда, в ней плескалась немолодая полная женщина в синем купальном костюме и красном резиновом чепчике на голове.

В раздевалках дощатых купален, где не было ни простой печки-голландки, ни даже времянки-«буржуйки», казалось, стоял еще больший мороз, чем на улице. И, однако, там сейчас раздевалось человек десять. На стене висел большой лист бумаги, разлинованный, как классный журнал, с фамилиями купальщиков. В клеточках стояли крестики, обозначавшие, что человек в такой-то день побывал в проруби, или прочерки — пропустил.

Сто девяносто три фамилии. Сто девяносто три человека регулярно пользуются прорубью, не считая случайных купальщиков, которые в эту ведомость не вписываются. Но за несколько последних дней в карточках против всех фамилий были прочерки.

— Естественно, — сказал Тойвонен, поймав мой взгляд, — ведь в эти дни прорубь бастовала.

— Бастовала?

— Если прорубь не расчищать, то за одну ночь ее затянет льдом. Ну а приставленный к ней, «смотритель» — коммунальщик. Он, значит, и бастовал, — объявил Валтакари.

— Не понимаю, — улыбнулся Тойвонен, — почему не пришла сюда ни одна горячая девушка и не бросилась в прорубь? Весь лед был бы растоплен.

— Ну, среди горячих девушек сейчас тоже не очень легка сыскать штрейкбрехера, — в тон ему отвечал Валтакари.

Мы вышли из мужской раздевалки. Теперь уже в проруби, разводя руки, плавали брассом пожилой мужчина и девушка. Женщина же в красном чепчике поднималась по лесенке (никто больше пяти минут здесь не купается). Она медленно шла по мосткам, окруженная облаком пара, подымавшимся от ее тела.

Тойвонен остановил купальщицу и навел объектив фотоаппарата.

— Станьте рядом, — сказал он мне. И сфотографировал нас — меня в зимней меховой куртке, жмущегося от холода, рядом с этой спокойно стоящей на морозе женщиной, от которой шел пар.

Потом она, уступая дорогу согбенному мужчине, явно ожидавшему от проруби исцеления, так же спокойно пошла в раздевалку.

— Все равно, — сказал я Тойвонену, — даже при наличии этого снимка дома мне никто не поверит. И тому, что здесь столько охотников лезть на таком морозе в воду. И главное — ни за что не поверят, что прорубь может бастовать.