Читаем В свободном падении полностью

— Нет, мне немного жаль, что так мало народу было… А что, когда Артём читает стихи, зрителей больше бывает? — спросив, я подумал, что сейчас же спрыгну вниз головой, если она скажет, что да, бывает. А ведь я был уверен, что она так и скажет, и уже примерился головой в металлические зазубрины.

Она ничего не ответила, пожала плечами.

— С другой стороны, это не важно. Знаешь, что в таких случаях говорил Тони Уилсон? На тайной вечере было тринадцать человек. А Архимед был и вовсе один в ванной…

Нина посмотрела на меня лукаво, прищуренным глазом. Я снова качнулся к ней и снова почувствовал запах груш. Я подумал, как было бы хорошо, без этих условностей, зачерпнуть её волос полные ладони и вдыхать этот грушевый запах до головокружения.

Так мы и добрались до её дома, в аромате грушевых садов. Она поцеловала меня в щёку, но крепко, как целуют обычно в губы, и мы простились.

Проходя мимо магазина хозтоваров, который был открыт нараспашку, я заметил, как красиво стоят на полке унитазные ёршики — белые, красные и голубые. Я подумал, что без такого эффектного ёршика мне не обойтись. Зашёл внутрь. За прилавком стоял мужчина в жёлтой спецовке, плешивый и пожилой. А рядом был ещё один, его я не разглядел толком. Они разговаривали. Плешивый всё повторял, через короткие паузы: «Конечно же, конечно же, конечно же, ну конечно…»

А второй покачивался пьяно и упрямо повторял: «Нет… нет… нет. Нет!». Плешивый повторил ещё раз, но без особой надежды своё «конечно же» и обратился ко мне.

— Мне, пожалуйста, белый унитазный ёрш, — объявил я. Плешивый посмотрел на меня одобрительно и завернул ёрш в пакет. Потом пакет где-то потерялся, исчез, и я брёл через незнакомые земли наудачу, с ёршиком наперевес.

Уже на подходе к метро ко мне привязался местный юноша в кепке и спортивном костюме. Он принялся было что-то неразборчиво бормотать про деньги и телефон, но, увидев в моей руке это орудие, моментально отстал. Я благополучно спустился в метро и так и заснул, прижимая к груди своё оружие.

5

Через несколько дней на работе состоялось праздничное застолье. Работники сразу нескольких отделов сгрудились вокруг обширного стола и с аппетитом поглощали вина, коньяки и жирные салаты. Энергичными и непристойными чавкающе-хлюпающими звуками наполнялось помещение.

Поводом для торжества стали проводы на пенсию некоей пожилой женщины по фамилии Гнобыш, прежде никогда мной невиданной. Сотрудница Гнобыш трудилась этажом выше, в так называемом «производственном отделе». Это была довольно крепкая, нестарая дама, в роговых очках и с пышной причёской в форме фиолетового куста. На протяжении почти часа она рассказывала напряжённо притихшим, уже бывшим коллегам историю своего «творческого пути», своей мало впечатляющей карьеры, при этом постоянно уходя в ненужные, изматывающие подробности.

Оказалось, что на месте нынешней фирмы раньше существовал НИИ, который переехал или исчез вовсе, а госпожа Гнобыш осталась здесь, как несдвигаемый памятник. Содержание её обязанностей, то есть «работа с документами», за последнее тридцатилетие ничуть не изменилось, зато, благодаря техническому процессу, изменилась форма. Я с сочувствием представил себе те далёкие времена, когда госпожа Гнобыш, поправляя выбившийся фиолетовый локон, раскладывала пасьянс не на современном компьютере, а на неудобном столе, которого вечно не хватало, и то и дело срывались с него на пол замусоленные карты.

Начальник произнёс торжественную речь, в которой упомянул следующие речевые обороты: «славный творческий путь», «пользовалась поддержкой и уважением….», «внесла неоценимый вклад…» «с большим сожалением», «на заслуженный отдых», и т. д. Дослушать откровения Олега Валентиновича мне не удалось: в тот день у меня была масса работы. Требовалось отксерокопировать кипу документов, вздымающуюся до потолка, так что времени иной раз не хватало и на перекур, не то что на вдумчивое потребление коньячно-винных изделий.


Дряхлый копировальный агрегат трясся, гудел и вонял, обдавая руку печным жаром. На концерте в «Перестройке», как выяснилось, я обжёг руку, и теперь она, нагреваясь, саднила. Я провозился у древней машины часа четыре подряд, чувствуя себя не то кузнецом, не то шахтёром. Условия труда, и без того тяжёлые, осложнял всё время забегавший в комнатку курьер. Его носки источали столь терпкий аромат, что приходилось всё время бегать и открывать нараспашку окна и двери. Становилось холодно, со всех сторон задували сквозняки, однако вонь была непобедима.

Ближе к концу рабочего дня ко мне заглянул кудрявый Олег. Сев на крутящийся стул, он зачитал мне несколько пассажей из научно-популярного глянцевого журнала. Речь шла об образе жизни чёрных садовых муравьёв. В частности, в тексте говорилось следующее: «Доминантные самцы спариваются реже, чем остальные. Пока они доказывают свою силу и ловкость, другие самцы занимаются оплодотворением самок».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза