В свободном падении

— Я это понял. Лучше приходи на наш концерт со своими подругами… — тут я снова поймал её насмешливый взгляд, — или, знаешь, можешь прийти одна. И ты сама всё поймёшь. Тебе самой больше не захочется смотреть на эти самодовольные джазовые физиономии.

— Ну, может, как-нибудь и приду, — где-то над нами тяжело скрипнули оконные ставни. Наргиз будто вспомнила что-то, вскинула руку и посмотрела на крохотные наручные часики. — Ладно, давай оставим эти обсуждения для другого раза… Мне пора.

И вспорхнула к подъездной двери. Я не успел опомниться, как она уже набрала код подъезда, и домофон с готовностью отозвался своим мерзким звуком.

— Подожди, но скажи мне хотя бы свою фамилию… Я найду тебя в фэйсбуке!

— Меня там нет! До встречи! — и она скрылась за тяжёлой проржавевшей дверью. Я услышал, как звякнула железо, придавленное к другому железу магнитом. Дверь захлопнулась.

— Передавай привет братьям! — издал я запоздалый сорвавшийся крик. А потом сделал несколько шагов назад и посмотрел наверх, ожидая, видимо, увидеть братьев, которым я только что передал привет. Но их вроде бы не было. Только немолодая женщина курила сигарету, оперевшись голыми руками на парапет. Рядом с ней вертелся белый пушистый кот, он выставил свой зад наружу, будто собирался нагадить с высоты, как птица.

Я сунул руки в карманы и пошёл к себе. Дом Наргиз располагался ещё ближе к моему дому, чем я это себе представлял. Нас разделяла пара перпендикулярно стоящих друг к другу пятиэтажек, помятый мусорный бак, стоящий одиноко, и строительный котлован, огромный, непристойно развороченный. Вокруг котлована бежал какой-то человек. Сначала я подумал, что, возможно, он убегает от гастарбайтеров или от банды бездомных собак, так остервенело он рвался вперёд, вдоль дороги, но потом я узнал в бегуне соседа Митю. Волосы его растрепались, ноги ниже колен были заляпаны грязью и мокры насквозь, мокрые круги ниже подмышек расползались до таза. Увидев меня, он чуть притормозил и, давясь вязкой слюной, пробормотал что-то невнятное. «Извини, я держу темп, некогда…» — разобрал я. Он побежал дальше, еле волоча ноги. Огромное, живое мясо шевелилось, подпрыгивая вниз и вверх. Митя бежал. У меня в штанах что-то зашевелилось, завибрировало помимо моей воли. Телефон — понял я. На экране высветился номер Майи.

— Да, — сказал я хриплым голосом, как будто бежал всё это время вместе с Митей.

— Это я-а-а… Как де-ла-а-а?.. — произнесла Майя, придурковато растягивая слова. Вероятно, так она представляла себе кокетство или, может быть, светскую беседу.

— У меня всё хорошо, — ответил я предельно сухо, трудно выдавливая слова.

— Я просто хотела узнать, как ты пожива-а-аешь…

— Мне приятно, что ты беспокоишься за меня, но ты знаешь, я очень тороплюсь…

— А куда-а?

— Мне нужно… У меня сейчас концерт, да, очень важный концерт…

— Ого, концерт, — оживилась Майя, — а можно мне прийти?

— Вообще-то нет, он закрытый, и очень далеко, на Южной… И от метро ещё два часа пешком… Ты просто не успеешь.

— Ну ладно… — тяжкий вздох раздался на другом конце провода. — Я просто хотела отдать тебе футболку. Она тут скучает без своего хозяина.

— Конечно, я заберу футболку… вот только сейчас совсем нет времени. Я сейчас въезжаю в туннель, связь вот-вот оборвётся… Я позвоню тебе сам, хорошо?

— Ну ладно. А когда?

— Когда… когда… в конце недели… я думаю, что… наверное… — я нажал отбой и вернул телефон в карман.

Вернувшись домой, я не включил свет, приготовил и быстро съел в темноте какой-то ужин, и забрался в диван. Остаток вечера я провёл в фэйсбуке, листая фотографии так называемых друзей, читая их никчёмные записи. От записей было грустно и нервно, я закрывал глаза и вяло фантазировал о Наргиз, безуспешно пытаясь представить её без одежды. Всё, что я видел, это только ручка сумки, упавшая с плеча, подобно бретельке от лифчика. Вновь и вновь я наблюдал это падение и губки Наргиз, разжавшиеся, чтобы сказать: «Меня там нет! До встречи!»

В этом символическом оголении для меня было гораздо больше эротизма, чем в полностью раздетой разгорячённой Майе. Так я и погрузился в неспокойный сон, раздумывая над этой ручкой-бретелькой…

Как же это прекрасно, опьянять себя сразу же, при пробуждении. Собраться ближе к ночи, пить упорно и долго, в сигаретном дыму и кабацком полумраке, пить, пока не свалишься со стула и не упадёшь замертво в салат, а потом проснёшься, с гниением во рту и тяжкой ношей в голове и желудке — таков досуг плебея. Интеллигентный же человек должен опьяняться беспрерывно, но умеренно, чтобы никогда не трезветь, но и никогда не досаждать окружающим невменяемыми глупостями.