В тени

«Неужели я остался один? – думал он, глядя на пустующие окопы. – Не может быть, чтобы все погибли!»

Впереди офицеров шли семь автоматчиков охранения, которые путали все расчеты Николая, если он пропустит их и откроет огонь по колонне, то эти семеро окажутся у него в тылу и бой может окончиться намного раньше и не в его пользу; если же первую очередь направить на этих семерых, то немецкая колонна сразу заляжет в оборону и у него не получится тот сокрушающий удар в упор, который он так тщательно сейчас готовил…

Немцы были уже недалеко, и он холодно следил за автоматчиками, которые, с ленивой небрежностью, выходили на ближайший от него изгиб дороги.

«Еще шагов сорок, и они поравняются с валуном», – подумал Смирнов, выбрав для ориентира большой дорожный камень, торчащий из земли.

Николай сделал еще один глоток и отложил флягу в сторону. Прижав к плечу приклад пулемета, он стал неторопливо ловить в прицел шагающих автоматчиков.

«Нет, этих пропущу. Первый диск в упор по колонне», – в последнюю минуту решил Смирнов, подавляя в себе нервную дрожь.

Автоматчики миновали валун, и, словно почувствовав опасность, начали разглядывать молчавшие окопы. Колонна по-прежнему продвигалась вперед, поднимая десятками ног дорожную пыль…

Первый автоматчик из головного охранения повернулся лицом к офицеру и указал стволом автомата на разбитые взрывом окопы. Тот только рассмеялся. Николай, щуря левый глаз, навел мушку на офицера и плавно надавил на спуск. Он хорошо видел, как тот будто согнулся от удара в живот и, раскинув руки, скрылся в пыли. Это было столь неожиданным для немцев, что они не сразу поняли, что произошло. Вслед за первым, рухнул на землю и второй офицер. Слетевшая с головы фуражка покатилась по дороге. Через минуту – другую все смешалось. Дорога кишела шевелящимися телами, словно вспоротый суком муравейник. То, что совсем недавно было воинской колонной, медленно сползало к обочине, обнажая дымящуюся от пуль дорогу.

Смирнов присел в окопе, чтобы перезарядить пулемет. Прислушиваясь к треску автоматных очередей, он не заметил, что уже расстрелял два диска. Теперь он решил беречь патроны и стрелять прицельно и точно. Прижавшись щекой к горячему пулемету, Николай внимательно наблюдал за гитлеровцами. Немцы копошились на обочинах: отстегивали от поясов и надевали на головы каски.

«Ну, как я вас? – мысленно спросил у них Смирнов. – Это вам не Европа, здесь парадным шагом не пошагаешь!»

Многие из упавших солдат остались лежать на дороге. Раненые, истошно вопя, звали на помощь. Удивительно, но немцы не стреляли по Смирнову, очевидно, от неожиданности не засекли его пулемет. Этому мешало и бившее в глаза низкое солнце.

Перегруппировавшись, немцы стали перебегать с дороги в поле, стреляя по разбитым окопам короткими очередями. Через минуту, встав в полный рост, автоматчики охранения медленно двинулись в сторону высоты.

«Срезать редкую цепь я явно не сумею. Солдаты тут же залягут, а, после второй очереди, я буду у них, как мишень! Что делать? – лихорадочно думал Смирнов, реально осознавая, что скоро умрет. – Может, стоит отойти?»

Николай посмотрел на небо, где, в вышине, загромождая синь, стояли сомкнутые горы облаков, темные снизу и ослепительно белые сверху. Он оглядел небольшой синеющий лесок, разделенный облачной тенью, глянул на уходившее по косогору вниз косматое от развалившихся колосьев ячменное поле и, страдая оттого, что должен все это оставить, тяжело вздохнул, и еще сильнее прижал приклад пулемета к плечу.

***

Смирнов внимательно следил за автоматчиками. Перед прицелом его пулемета «горел» ярко-малиновым огоньком иван-чай. Немцы упорно шли вперед, выдирая ноги из густого ячменя. Они не пригибались и не стреляли, видимо, полагая, что пулеметчик убит. Ободренная тишиной, двинулась вперед и изрядно поредевшая пехотная колонна.

Николай хорошо понимал, что сейчас пойдет открытый бой, последний для него. Он сосредоточился и как бы перестал замечать двигающуюся к нему с поля опасность. Он снова развернул пулемет в сторону дороги, по которой шагала колонна гитлеровцев, и быстро нашел цель. Это был толстый фельдфебель, который то и дело снимал с головы фуражку и вытирал платком вспотевший от напряжения лоб.

«Боишься? – усмехнулся Смирнов. – Хорошо, что боишься, трус – не воин!»

Затаив дыхание, он хотел нажать на спуск пулемета; но, неожиданно для него, слева заработал станковый пулемет. Пули ударили по немецкой цепи и заставили ее прижаться к земле. Николай плавно нажал на спуск. Унтер-офицер дернулся всем телом и упал в пыль. Гитлеровцы снова поползли в кювет, но пули вырывали из толпы все новые и новые жертвы. Через десять минут Смирнов услыхал характерный воющий звук. Он упал на дно окопа и накрыл телом пулемет.

Высота вдруг снова покрылась взрывами. Немцы не жалели мин. Вряд ли можно было остаться живым в этом огненном ливне, и вскоре неизвестный Николаю пулеметчик замолчал. Солдаты, лежавшие в ячмене, поднялись и, повинуясь командному окрику, осторожно направились вверх по склону.