В тени

Мерецков и Булганин промолчали. Оставалось ждать командарма, который, узнав о прибытии на командный пункт армии представителей Ставки, спешно выехал к ним.

***

В землянку, пригнув голову, вошел командарм Качанов. На его широкой груди блеснули ордена Боевого Красного Знамени и Красной Звезды. Увидев гостей, он, молча, пожал им руки.

– Как дела? – спросил он Мерецкова. – Давно ждете? Если честно, не думал, что вы заедете ко мне.

– Почему я не слышу вашего доклада, товарищ командарм? – гневно произнес Мехлис, стукнув кулаком по столу. – Драпать можете, а докладывать до сих пор не научились!

Качанов хотел что-то возразить, но Мехлис остановил его жестом руки и минут десять отчитывал Качанова за то, что тот не умеет воевать.

– А вы, можете воевать? – задал Качанов вопрос Мехлису. – Взяли бы да научили нас этому делу. На словах-то все мастера! Кабы, дали мне больше танков да самолетов, подкинули артиллерию, боеприпасов, продовольствия. А, то с винтовками против танков как-то не очень получается!

От таких слов Мехлис просто потерял дар речи. Он глотал ртом воздух, не в силах произнести ни слова. Затем, кивком головы, попросил Булганина выйти вместе с ним из землянки…

– Может, не стоило так? – произнес Мерецков. – Представители Ставки обиды прощать не умеют!

– Ты тоже представитель Ставки и, в отличие от них, должен хорошо понимать, что здесь происходит. Как воевать, я знаю, но голыми руками.

– Давай, выйдем отсюда, – предложил Мерецков. – Еще, не дай Бог, подумают, что мы говорим о них.

Они вышли из землянки и направились в сторону Мехлиса и Булганина, что-то горячо обсуждавших между собой. При виде их, Мехлис злорадно улыбнулся.

– Согласно особым полномочиям, которыми наделил меня товарищ Сталин, за потерю управления войсками гражданин Качанов приговорен к расстрелу. Решение окончательное, обжалованию не подлежит и приводится в исполнение на месте!

Все буквально оторопели от этих слов. Командарм растерянно посмотрел на Мехлиса, потом перевел взгляд на Мерецкова.

– Это шутка? – пробормотал он. – За какую потерю управления?

Мерецкову и самому показалось, что Мехлис перегибает палку; однако тот не шутил.

– Снимите ремень и гимнастерку! – приказал он Качанову.

Командарм, негнущимися пальцами, расстегнул амуницию, снял с ремня кобуру и протянул Мехлису. Затем медленно стащил с себя гимнастерку, все еще надеясь, что представители Ставки остановят его. Оставшись в одной нательной рубахе, он встал по стойке «смирно».

Мехлис кивнул своему порученцу, и тот подошел к командарму.

– Гражданин Качанов, отойдите вон к тем елочкам, – вежливо попросил он генерала.

Тот, молча, выполнил его просьбу. По знаку порученца к нему подошли четыре автоматчика из команды сопровождения и вскинули автоматы. Мехлис не отрывал взгляда от лица Качанова, очевидно, рассчитывая на его раскаяние; но тот молчал.

– Огонь! – скомандовал Мехлис.

Тишину разорвали короткие автоматные очереди. К ногам Качанова упало несколько срезанных пулями веток. Генерал стоял не шелохнувшись.

Мехлис грязно выругался и подозвал к себе порученца, который давно работал с ним и был предан, как пес. Тот подбежал к солдату, выхватил у него из рук автомат и, почти не целясь, скосил командарма. Пули буквально вспороли тело героя испанской войны и Халхин-Гола. Несколько мгновений он стоял неподвижно, словно еще не веря в свою смерть, затем упал ничком на пожелтевший осенний мох.

Именно так (или почти так!) на местах сражений могли свершаться казни рядового и низшего командного состава, дабы любой ценой прервать непрекращающееся отступление Красной Армии.

***

Солнце, висевшее над головами людей, словно большой жареный блин, клонилось к западу. Там, где оно касалось зеленой полоски леса, слышалась канонада, которая становилась все громче. В какофонии звуков различались хлопки артиллерийских орудий.

Попытка немцев сходу захватить переправу провалилась. Встреченная ружейно-пулеметным огнем, немецкая волна откатилась назад, но по позициям русской пехоты ударили минометы. Огонь немцев был настолько сильным, что невозможно было поднять голову.

Под прикрытием минометного огня, немецкие солдаты устремились к переправе. Смирнов вжался в землю и начал стрелять по гитлеровцам. Он, уже в который раз, пожалел, что не переправился на другой берег и теперь ему опять приходится прикрывать отход русской пехоты.

Немцы шли цепью, поливая местность свинцом из автоматов. Чтобы не задеть своих солдат, достаточно близко подобравшихся к позициям русских, немецкие минометчики прекратили огонь. Из-за холма появились немецкие танки, но они двигались медленно, опасаясь русской противотанковой артиллерии, то и дело останавливаясь, чтобы произвести выстрел.

Стоило немецким минометам замолчать, как тут же ожили огневые точки обороняющейся русской пехоты. Оставив на поле около четверти поверженных солдат, немцы устремились назад, прячась за броню танков. Из соседнего со Смирновым окопа вылез боец и ужом пополз к ближайшему танку. Немецкий танкист заметил красноармейца и направил на него бронированную машину.