В тени богов. Императоры в мировой истории

В марте 1536 года Ибрагим был внезапно убит по приказу Сулеймана, хотя только что завершил победоносную кампанию против Сефевидов и всего за несколько часов до смерти разделил, казалось бы, дружелюбную трапезу с султаном. Здесь можно провести параллель с внезапным решением халифа Гарун ар-Рашида уничтожить Бармакидов. Нельзя сказать наверняка, почему Сулейман поступил именно так. Впоследствии, когда его великий визирь и зять Рустем-паша просил разрешения проходить в покои Сулеймана, тот отказал, заметив, что “одного безумства достаточно”. Возможно, Сулейман просто имел в виду, что своим отношением к Ибрагиму он позволил тому возвыситься и зазнаться. Как и большинство фаворитов, великий визирь ревновал султана ко всем потенциальным соперникам, которым симпатизировал Сулейман, и пытался уничтожить их или хотя бы назначить на какой-нибудь пост как можно дальше от двора. Личный секретарь Ибрагима впоследствии написал, что власть изменила его господина, сделав его более высокомерным и менее осмотрительным. Многочисленные враги и соперники, которые появлялись у любого фаворита, всячески старались привлечь внимание Сулеймана к его недостаткам. Но, возможно, слова султана относились к особым сложностям в поддержании отношений между императором и человеком, который был и другом детства, и давним первым министром, и рабом. Как всегда, эти события следует рассматривать в специфическом контексте османского двора и политической культуры, где своевольные казни великих визирей и других министров не были из ряда вон выходящими событиями. Политика часто становится кладбищем для дружбы. Впрочем, это не всегда приводит к тому, что один друг велит задушить другого во сне¹⁸

.

К тому времени, когда Сулейман взошел на престол, в османском обществе давно сложилась традиция, в соответствии с которой султану не полагалось жениться, а полагалось производить потомство со своими рабынями-наложницами. Женщина, родившая султану сына, как правило, более не допускалась к нему в постель, и ей было настрого запрещено рожать второго мальчика. Из любовницы она превращалась в мать. Когда ее сын вступал в отрочество, его назначали наместником одной из провинций, чтобы он мог проявить себя. Мать сопровождала его, играя роль наставника, и управляла его двором. Даже в столь личной эмоциональной сфере монарх должен был ставить интересы государства выше любви, которую он, вероятно, испытывал к этой женщине. Если юный шехзаде побеждал в борьбе за престолонаследие, его мать становилась императрицей-матерью (валиде-султан), то есть самой могущественной и уважаемой женщиной в империи. Если же ему случалось потерпеть поражение, он погибал, а его мать отправлялась в печальный и мрачный угол Старого дворца, где жили бывшие наложницы. И снова в случае с Сулейманом его характер и потребность в дружбе и любви заставили его нарушить традицию. В 1521 году он влюбился в наложницу Хюррем, одну из примерно ю тысяч русских, украинских и польских рабынь, которых в 1500–1650 годах ежегодно захватывали и продавали в Османскую империю крымские татары. Впоследствии Сулейман женился на Хюррем и более не заводил детей с другими женщинами¹⁹

.

Это оказало сильнейшее влияние на османскую придворную политику и – в первую очередь – на престолонаследие. Для старшего сына Сулеймана – способного и популярного шехзаде Мустафы, матерью которого была наложница Махидевран, увлечение Сулеймана Хюррем представляло смертельную угрозу. Политика престолонаследия была игрой с нулевой суммой. Хюррем понимала, что, если Сулейман умрет, пока жив Мустафа, янычары с большой вероятностью посадят на трон именно его. В его пользу говорили старшинство, опыт, харизма и компетентность. В этом случае сыновей Хюррем-султан ждала смерть. Это понимал и Сулейман, и потому в 1553 году он приказал убить Мустафу и обоих его сыновей.

Сохранился пронзительный пересказ беседы султана с его младшим сыном Джихангиром, которого он, очевидно, очень любил. Джихангир родился физически неполноценным, и немногочисленные дошедшие до нас письма его родителей показывают их озабоченность его здоровьем. Сулейман и Хюррем старались проводить с ним как можно больше времени. Джихангир ладил со своим единокровным братом Мустафой и, как сообщается, однажды спросил у Сулеймана, поможет ли это вкупе с его физическими недостатками сохранить ему жизнь, если Мустафа унаследует престол. Сулейман ответил, что в этом случае Джихангиру точно не следует ждать пощады. Вероятно, его ждала такая же судьба и если бы наследником стал любой из его родных братьев, Баязид или Селим, хотя и можно предположить, что если бы Хюррем была еще жива, то новый монарх по просьбе матери мог бы сохранить жизнь брату, который в силу своего уродства, по сути, не представлял для него угрозы²⁰.