Изучение этих аспектов китайской высокой культуры дарило Канси огромную радость и удовлетворение, но также давало ему важнейшие политические преимущества. Китайские интеллектуалы уважали императора, который так горячо и явно разделял их этические и эстетические ценности. В 1677 году, подчеркнув свой глубокий интерес к китайской культуре, Канси построил во дворце так называемый Южный кабинет, который стал настоящим раем для выдающихся ученых из Академии Ханьлинь. Некоторые из них вошли в ближний круг императора, всюду сопровождали его и давали ему советы по политическим вопросам, а также по вопросам литературной культуры. Протянув еще одну оливковую ветвь знатным интеллектуалам, в 1679 Г
°ДУ Канси организовал особый экзамен высокого уровня, к которому допускались лишь самые уважаемые и эрудированные ученые. Успешно сдавшие его были осыпаны почестями и введены в Академию Ханьлинь, где им поручили написать официальную историю эпохи Мин. Разумеется, она составлялась не в полном соответствии с академическими принципами, но Канси подталкивал ученых проводить глубокие исследования и отдавать должное достижениям династии Мин – и особенно ее ранних монархов. При этом он подчеркивал, что династия Цин не свергла династию Мин, а, напротив, спасла Китай и конфуцианскую цивилизацию от анархии, после того как правители Мин потеряли небесный мандат и бежали из своей столицы под натиском неистовствующей крестьянской толпы21.В 1711 году в провинции Цзянсу разразился скандал из-за выявленной на провинциальных экзаменах коррупции, которая обеспечивала успех богатым кандидатам с хорошими связями, явно уступавшим в интеллектуальном плане своим конкурентам. Скандал быстро перерос в войну взаимных обвинений и угроз между китайским губернатором провинции Чжан Военном и стоящим выше него грубым и приземленным маньчжурским генерал-губернатором региона Гали. Нижнее течение и дельта Янцзы, где находится провинция Цзянсу, были богатейшей областью Китая. Ее зажиточная и по большей части независимая местная элита относилась к правителям Цин скорее терпимо, чем хорошо. Босин был уважаем в китайских, а Гали – в маньчжурских элитных кругах. В связи с этим их столкновение представляло опасность и подрывало компромисс, который лежал в основе власти Цин. Канси отправил для разрешения конфликта двух высокопоставленных чиновников, но этот маленький комитет был больше заинтересован в политике, чем в восстановлении справедливости. Его члены не хотели досаждать Гали и его влиятельным сторонникам. Генерал-губернатор действительно попустительствовал коррупции, но комитет по большому счету оправдал его и призвал к смещению и наказанию Босина. В обычных рамках китайской бюрократической политики у императора, вероятно, не было бы иного выбора, кроме как утвердить это решение.
Но у Канси был козырь в рукаве. В прошлом десятилетии он занимался разработкой системы цзоучжэ, или докладных записок. Он определил небольшое число пользующихся его доверием людей – изначально в провинциях, но затем даже в Пекине – и призвал их тайно и напрямую докладывать ему о важных вещах. Они делали это в обход всех бюрократических каналов, поскольку за корреспонденцию отвечали самые надежные из дворцовых евнухов. Таким образом Канси быстро получал дополнительную секретную информацию из доверенных источников. В области Цзянсу одним из информаторов императора был Цао Инь, управляющий государственными текстильными фабриками и куратор (цензор) торговли солью в подконтрольном ему регионе. Это были хлопотливые и ответственные должности, и служили на них только люди, в честности и добросовестности которых у императора не возникало никаких сомнений.