В тени двух богов

Пировали широко, с размахом. Так было раньше, так было и при Марке. Мальчик, казалось, ничему не удивлялся, словно привык с младых ногтей к безобразным выходкам подгулявших святителей.

Один из жрецов, некто Виктор Галерий Фабиан, упал под стол, и с трудом был водружен на место сотоварищами по пиршеству. Адриан знал об этом случае от фрументариев9, которые доносили обо всех происшествиях в империи. Он спросил, ласково улыбаясь в еще не поседевшую бороду: «Что же ты видел, маленький Вер?»

И Марк бесхитростно рассказал об этих пирах императору. Адриан внимательно глядел в живые выпуклые глаза мальчика, которые не врали, он это видел, и ему понравилась честность маленького Анния. Наверное, оттого он прозвал его «Вериссимус».10

Впрочем, на этом знакомство с многообещающим маленьким всадником прервалось надолго – императора затянули другие страны, далекие города, незнакомые люди и новые впечатления.

До Адриана, конечно, доходили разнообразные слухи, сплетни из Рима, в том числе и о Марке Вере. Все тот же Гелиодор поведал, как юный Марк вместе с другими жрецами бросал на подушку с изображением Марса венки и если венки жрецов падали куда попало, то у Марка он пал точно на голову военного бога.

«Наверное, у наших священников руки тряслись после выпитого вина», – саркастично заметил император.

Но это событие еще раз подтвердило убежденность Адриана в пользе гороскопов – ведь гороскоп не оставлял сомнений в предназначении Марка: его ожидали почетные и важные назначения, и, конечно, высший пост в Риме.

– Значит, боги благоволят нашему Марку, нашему Вериссимусу? – спрашивал Адриан, поглаживая шелковистую кожу борзой, которую брал с собой на охоту. Они были в Греции, вблизи Афин. Из императорского дворца виднелись скалистые голые горы, за вершины которых цеплялись одинокие облака.

– Да, император! – важно кивнул головой Гелиодор. – Все восприняли случившееся, как знамение, ниспосланное богами.

– Возможно, возможно! – задумчиво пробормотал Адриан и следом процитировал с пафосом: – «Трон и власть над страной установлены этим гаданьем»11.

Он бросил мимолетный взгляд на секретаря.

Гелиодор изобразил на лице сосредоточенное внимание, поощрительно улыбнулся и, зная тщеславие Адриана, решил подыграть: – Цезарь, эти строки из Вергилия?

– Нет, Гелиодор. Как можно не изучить Энния, его Анналы? Каждый гражданин Рима должен знать поэму наизусть. Она о железном характере римлян и их несокрушимом величии. Сегодня же позови чтеца Филиппа! Вечером я намерен послушать отрывок о споре с царем Пирром, в котором звучит речь Аппия Клавдия Слепого. Именно эти стихи, – уточнил он. – Ты можешь присоединиться.

– Приму за честь, цезарь!

– Да будет тебе известно, что Энния я ставлю выше Вергилия, который тоже имеет талант, но небесспорный, ибо Вергилий многое взял у Энния: его стиль, его выражения, его слова. А пьеса Энния «Похищение сабинянок»? Вот, что бывает, когда человека направляет великий гений12.

Император говорил с подъемом. Красная тога сползла с его плеча, и показался край белой туники, на которой внимательный секретарь узрел капельки засохшей крови. Только вчера из носа Адриана шло обильное кровотечение, которое с трудом удалось остановить, но сегодня он чувствовал себя заметно лучше. Кровотечения пугали его, и со временем только усиливались.

Вернувшись весной в Тибур, Адриан всерьез задумался о преемнике. Да, с этим приходилось торопиться, поскольку кровотечения не останавливались.

И все же… Гороскоп говорил одно, но воля Адриана могла сделать другое: он был очень тщеславным, самолюбивым и если гороскоп говорил «да», то он мог сказать и «нет», не заботясь о звездных пророчествах, о мнении жрецов или близких этого мальчика.

Как ни странно, но ему часто хотелось поступить наперекор гороскопу или общим суждениям, показать всем, что ничего просто так не дается. Пусть мучаются, пусть сомневаются в своих надеждах, ведь когда они не сбываются, то бьют больнее по сердцу, чем прямой обман. Тот, хотя и оставляет горький осадок в душе, но не так разрушителен.

Вот, к примеру, Сабина, ожидала от него совсем другого, но ее ожидания не оправдались, и она в его глазах опала, разрушилась, как осыпаются от времени ветхие постройки. Видимо, потому, пересекшие ее лицо морщины, казались Адриану безобразными трещинами на старых стенах. Это коробило его, любителя всего изящного, ибо старость уродлива во всех проявлениях.

Теперь же Адриан сам решал: назначить Марка Анния Вера своим наследником или нет. За ним было окончательное слово, как за грозным и всевидящим Юпитером. В сущности, он, Адриан, и был богом, пока еще обитающим среди живых. Но однажды придет и его время и тогда его душа из пламени погребального костра воспарит к небу вольным орлом13.

Как укрепить династию

– О, он чудовище, уверяю тебя! Настоящее чудовище!