В тени двух богов

Императрица Сабина гневно сжимала бескровные тонкие губы, хмурила брови, и пыталась придать лицу нейтральное, отстраненное выражение, но это ей не всегда удавалось. Вот и сейчас она никак не могла совладать с собой. На глаза накатывали злые слезы, к горлу подступали сухие, режущие сердце рыдания.

Она, откинувшись на ложе – под спину рабы подсунули несколько подушек для удобства, – беседовала со своей давней приятельницей, матерью Марка, Домицией Луциллой. Ложе было небольшим, с изящно изогнутыми деревянными ножками, отделанное бронзой. Домиция возлежала напротив точно на таком же. Пространство между ними занимал маленький столик, на котором стоял поднос с фруктами и кувшин с вином.

В просторном помещении зала было уютно, здесь чувствовалась рука императрицы – на большом каменном полу раскинулся яркий тканый ковер, завезенный из далекого Китая через Парфию, а вдоль стен в нишах стояли бюсты греческих и римских писателей – Сабина увлекалась литературой. Здесь были Вергилий, Гомер, Катулл, Гораций, но отсутствовал Овидий, так и не прощенный императором Октавианом Августом.

На улице царило жаркое, засушливое лето, потому рядом с ее ложем и ложем Домиции стояли рабы, обмахивая женщин большими опахалами из длинных страусовых перьев. Они были в Палатинском дворце почти одни, если не считать рабов, но кто о них будет думать, ведь они же вещи. Адриан все время проводил в Тибуре, в своей только что отстроенной огромной вилле и не заглядывал во дворец.

В дальнем углу зала за столом пристроился Марк. Он сосредоточенно читал книгу Катона14, выполняя задание, порученное ему грамматиком Аполлонием, с недавних пор, принявшемуся обучать юношу.

Императрица говорила об Адриане. Он давно уже для нее стал темой постоянных разговоров и к любопытству или негодованию посетителей, она всегда отзывалась о нем плохо, красила свои рассказы в мрачные тона, приписывала цезарю грязные страсти и пороки. Приглашенные к Сабине во дворец посетители, ее клиенты и вольноотпущенники, по большей части, боялись этих разговоров, ведь доброхоты могли донести Адриану, что некто – патриций или всадник, – с благосклонностью выслушивает всякую напраслину, которая возводит на цезаря отринутая императрица.

Домиция Луцилла тоже с беспокойством слушала пространные диалоги Сабины, но прервать ее не решалась. Как-никак, а Сабина была их покровительницей при дворе, именно она помогала Марку занять подобающее место в сердце римского владыки. Это она поддерживала советами, связями, влиянием семью Анниев все эти годы и Домиция Луцилла считала себя обязанной ей.

На Сабине была розовая туника, на шее богатое жемчужное ожерелье. По обеим рукам змейкой вились серебряные браслеты. Увлеченная разговором, она небрежно касалась кончиками пальцев жемчуга на шее, перебирая бусинку за бусинкой. Не в пример приятельнице, Домиция Луцилла была одета более скромно – в блекло-голубую столу с накинутым сверху длинным платком и почти без украшений.

– Из-за него я осталась бесплодной, – продолжила императрица. – Я хотела детей, но сама посуди, как рожать от такого деспота?

– Но разве Адриан не лучше Нерона или Диоклетиана, которым Сенат отказал в обожествлении? – тактично возразила Домиция. – Ему нравится музыка, поэзия, он известный ценитель искусств. Мне кажется, душа, которая любит изящное, не подвержена низменному.

– Ошибаешься, Домиция! Человек, вдохновленный голыми задницами юношей, не может быть возвышенным.

Домиция в смущении отвела взгляд и посмотрела на рабов. Два смуглых чернокожих африканца невозмутимо продолжали размахивать опахалами. Их кожа блестела от выступившего пота, и словно морские волны перекатывались мускулы на руках. Наверное, они не понимали латинского языка. Мать Марка немного успокоилась, а Сабина усмехнулась:

– Ты думаешь, я говорю о его любовнике Антиное, которого боги забрали к себе? Нет? Это уже в прошлом. Но император любит ходить в термы к цирюльникам и смотреть как юноши-кинеды, зарабатывающие на жизнь проституцией, бреют себе задницы.

– Задницы? – в замешательстве уточнила Домиция. – И зачем он смотрит?

– Он находит в этом странное, извращенное вдохновение, а потом пишет стихи. Правда, они получаются вполне приличные, их можно читать в обществе.

Сабина замолчала и сделала знак одной из рабынь. Та подошла с подносом, на котором стояли бокалы с холодным вином, разбавленным водой.

– И такой человек – мой муж! – заметила императрица, отпивая вино, правда уже без прежнего истерического надрыва. – А что же у вас, милая Домиция? Ты еще не нашла себе пару, ведь после смерти Анния прошло достаточно времени?

– Нет! – покачала головой Домиция. – Пожалуй, мне не нужен никто. Я все силы отдаю правильному воспитанию сына, обучаю в старых римских традициях. Хорошо, что в этом мне помогает его прадед Регин.

– Но, верно, ты шалишь с рабами? Ну-ка признавайся! – улыбнулась Сабина, посчитавшая, что тему с Адрианом можно закрыть и перейти к милым для сердца женщины пустякам.

В ответ Домиция тоже улыбнулась.